| Четверг, 19.06.2025, 13:31 | Главная | Регистрация | Вход |
|
|
Цикл "После протянутой руки" - Форум
|
Цикл "После протянутой руки"
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 10:52 | Сообщение # 1 |
 Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2781
Статус: Offline
| Сейчас в цикл по фильму 1983 года входят два больших рассказа "Голос совести" и "Голос зеркала" и рассказ-приквел "Почти идеальная напраслина".
Коллажи и нейроарты Лоттик и Zoief будут добавляться по мере готовности и адекватности хостинга)
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:08 | Сообщение # 2 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2781
Статус: Offline
| ГОЛОС СОВЕСТИ
Коста-Рика, побережье Карибского моря, 189* год
Бэрил прикрыла за собой калитку и направилась по аллее к дому, ведя лошадь в поводу. Уже близилось время сиесты, и размаривающие лучи тропического солнца заливали сад сплошным золотистым потоком. От них едва спасала даже длинная арка над аллеей, увитая густым зелёным ковром цветущей пассифлоры. Крапчатая кобыла вертела головой, фыркала и тянулась мягкими губами к нежно-сиреневым с кремовой сердцевиной звёздочкам.
Пабло уже дожидался во дворе. Он проворно принял из рук сеньоры повод и заторопился в конюшню, чтобы поскорее устроить заслуженный отдых и крапчатой, и себе, а Бэрил поднялась на террасу и оттуда через гостиную — в будуар на втором этаже. Здесь, на теневой стороне дома, её наконец-то встретила долгожданная прохлада. Сама обстановка комнаты, выполненная в мятно-зелёных тонах, словно освежала и успокаивала уставшие от яркого солнца глаза. Бэрил стянула надоевшие перчатки, бросив их вместе с хлыстиком в ближайшее кресло, сняла широкополую шляпу и машинально смахнула несколько прядок, прилипших к разгорячённому лбу и щекам. Да, в такую жару только им с Джеком и не сидится дома, пусть даже сегодня утром они и разъехались порознь.
Присев на край кушетки, Бэрил протянула руку к колокольчику и лениво подумала, не позвать ли Карминью, и если позвать, то с чего начать: попросить воды с лимоном, переодеться или узнать, не вернулся ли муж. Но так ничего и не решила — не хотелось нарушать это блаженное полудремотное состояние первых минут отдыха после неуёмной скачки. Просто сидела, прикрыв глаза и не думая ни о чём, пока переменившийся ветер не принёс в комнату через открытое окно бодрящий, пряно-солёный запах моря. Словно вспомнив о чём-то и стряхнув с себя дремоту, Бэрил распахнула стеклянную дверь и вышла на балкон. Песчаный берег начинался почти сразу за оградой особняка, окаймлённый полукругом вырезных малахитовых пальм. Волны, прозрачные, зеленовато-голубые, точно жидкий хрусталь, глянцевито искрились под полуденными лучами, ловя их, как играючи ловят зеркалом солнечный зайчик. Бэрил поднесла руку к глазам, и на секунду ей померещились вдали очертания знакомого белого ялика. Но вскоре она поняла, что ошиблась. Похоже, сегодня её любителя природы к обеду ждать не стоит.
Вернувшись в Коста-Рику, Джек с упоением отдался сбору новой коллекции бабочек — кажется, уже третьей по счёту. «Третий раз за всё платит, — улыбался он, прикалывая на расправилку очередной трофей. — Теперь мы честно начнём сначала». Удивительно, но Бэрил была готова согласиться с ним. И не потому, что судьба, сделав круг, привела их обратно в родные края под новыми именами — мистер и миссис Джон Корнелиус. (Фамилию эту, не мудрствуя лукаво, Джек позаимствовал с какой-то вывески на Брук-стрит в Лондоне.) Просто здесь, на их маленькой асьенде, исчезло из её души тягостное чувство неопределённости и притворства, вместе с тенью Хьюго Баскервиля и воспоминаниями о Лоре Лайонс, примирившейся наконец со своим непонятым гением Джеффри. Даром, что ли, после стольких лет они снова начали вместе выезжать на конные прогулки! Верхом на кауром мустанге, в лихо заломленной шляпе набекрень, Джек мчался вдоль кромки прибоя в ореоле брызг, взлетающих из-под копыт, а она догоняла его, нахлёстывая крапчатую кобылу, и хотела только одного — чтобы бело-голубая дорога перед ними никогда не заканчивалась. И позже, когда, распалённый быстрой ездой, он снимал её с седла и опускал на траву, ловила каждое мгновение его ничем не омрачённой улыбки. А вот с лодкой она так толком и не поладила, и в экспедиции на ту сторону лагуны Джек обычно отправлялся в компании верной Мары — бывшая собака Баскервилей просто обожала море…
От солёного ветра захотелось пить, и, вернувшись в комнату, Бэрил позвонила горничной. Карминья исполняла приказания, как всегда, быстро и бесшумно. Несколько глотков ароматной, чуть кисловатой воды, а затем прикосновение прохладного шёлка к коже довершили ощущение полного блаженства.
В ту минуту, когда горничная прикалывала к её волосам свежий цветок магнолии, на пороге будуара возник Антонио. Старый слуга, съевший вместе с Джеком пуд соли, теперь занимал в их доме почётную должность дворецкого и даже, подобно Бэрримору из Баскервиль-холла, с достоинством носил окладистую бороду, разве что не чёрную, а давно уже седую.
— Сеньора, вас хочет видеть донья Диана Ривера. И, мне кажется, — добавил он, понизив голос, — она чем-то очень взволнована.
— Просите, — Бэрил прищёлкнула пальцами в знак согласия; привычка, неуместная в Англии, здесь снова пристала к ней незаметно и прочно. — И прикажите подать фруктов и кофе.
Диана Ривера открыла для новоявленной миссис Корнелиус ещё одну забытую сторону оседлой и законопослушной жизни, заняв рядом с ней место задушевной подруги. Они как-то удивительно быстро нашли общий язык, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте и на то, что небогатый опыт Дианы не шёл ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю Бэрил, ограничиваясь разве что браком с почтенным доном Мигелем Риверой. И всё же, хотя одна по понятным причинам не отличалась откровенностью, а другая — любопытством, тем для разговоров им хватало с избытком. В том, чтобы вот так, запросто, впервые за много лет обсуждать выкройки платьев и обивку для кресел, было что-то на удивление милое и заманчивое, особенно после необходимости взвешивать каждое слово в Девоншире, и потому, возможно, Бэрил так дорожила их неожиданно возникшей дружбой.
Бросив последний удовлетворённый взгляд в зеркало, она спустилась вниз, в малую гостиную с видом на сад. Обставленная в коралловых тонах, эта комната неуловимо напоминала столовую в Меррипит-хаусе; сходство бы ещё усилилось, если бы не светлый лак на мебели и живые цветы, превращавшие её в миниатюрную оранжерею.
Навстречу ей порывисто вскочила с кресла невысокая молодая женщина, очень взволнованная и очень хорошенькая, хотя испанского в ней было едва ли больше, чем в Бэрил английского, — пухлощёкая золотистая блондинка с доверчивыми тёмно-голубыми, как колокольчики, глазами. Вот только сейчас под глазами отчётливо темнели круги, а румянца на щеках, наоборот, точно и не бывало.
— Бэрил, милая, — прошептала она, — я не знаю, что делать. Мне так страшно!
Бэрил в первую секунду даже оторопела. Она, конечно, давно привыкла к тому, что люди, не знавшие в жизни трудностей серьёзнее сломанного зонтика, обожают драматизировать любые мелочи. Далеко ходить не надо — сама Диана могла залиться слезами из-за того же зонтика, а через полчаса, успокоившись, уже посмеяться над досадным происшествием. Но сейчас в её лице и голосе не было ни тени притворства.
— Ну, ну, — Бэрил мягко взяла подругу за руки и усадила рядом с собой на диванчик. — Всё будет хорошо, только расскажи, что случилось, и вместе мы что-нибудь придумаем.
Слова утешения звучали почти по-мужски сухо, во всяком случае, совсем не походили на многословные причитания, которыми разражались в подобных обстоятельствах её приятельницы из далёкой юности. Так говорил Джек в их первые трудные годы, и именно такой поддержки ей особенно остро не хватало в Девоншире.
— Я ничего не понимаю… — по плечам Дианы пробежала дрожь, — но я… я больше не могу оставаться в нашем доме!
Её пальцы, неестественно горячие, отчаянно сомкнулись на запястье Бэрил.
В комнату заглянул Антонио, но присущая ему с рождения осторожность, со стороны успешно сходившая за деликатность, удержала его от намерения обратить на себя внимание. Он лишь поставил на столик у двери поднос и бесшумно удалился.
А в памяти Бэрил явственно возникли неожиданно жёсткие руки Джека и трухлявая подпорка за спиной. Да, это было частью их плана, единственной возможностью вырваться для обоих, когда охота за наследством зашла слишком далеко, — и всё же на одно мгновенье она похолодела от его прикосновения. Ещё мгновенье — и грань была бы пройдена. Тогда Джек не то что вовремя опомнился, скорее просто не успел осознать. Но Бэрил теперь точно знала: такое может случиться с любым мужчиной. Даже с неповоротливым добряком вроде дона Мигеля.
— Я боюсь, — продолжала Диана, не разжимая пальцев. — Наш дом… он словно перестал быть домом. Там творится — я толком не могу сказать, что именно, сама не понимаю. Но всё началось с Энрикеты… да, с неё.
— Вашей домоправительницы? — переспросила Бэрил. — Она ведь, кажется, недавно сломала ногу?
— Да, но мы никому не говорили, как это с ней случилось. Мигель не хотел, чтобы поползли слухи. Мы и сами, когда увидели её в тот вечер на балконе… Понимаешь, она была совершенно не в себе! Рыдала, задыхалась, кричала, что не вынесет угрызений, а потом… потом…
Её голос прервался. Бэрил, обведя взглядом комнату, заметила поднос и сунула в руки подруге чашку с горячим кофе. Диана сделала глоток и с судорожным не то всхлипом, не то выдохом закончила:
— А потом она прыгнула вниз.
— Боже правый, — Бэрил машинально перекрестилась. — Ты хочешь сказать, она по своей воле?..
— Я бы тоже так подумала, но только не про Энрикету, — Диана помотала головой. — Она всегда была… знаешь, из тех людей, которые искренне думают, что они во всём поступают правильно и иначе просто невозможно. Я сама не решалась ей лишний раз возразить. И тут вдруг такое… Но самое ужасное: когда Энрикета очнулась, она ничего не помнила!
— А что говорит доктор Альманса? — опять же механически уточнила Бэрил. Она-то слишком хорошо знала: увещевания людей науки порой бесполезны, если в душе уже поселился необъяснимый страх.
— Что-то про помутнение рассудка… Но мне показалось, он сам себе не очень-то верил. Слишком странное было у него лицо в ту минуту, как будто… — Диана замялась, подбирая слова, — как будто он вовсе не удивился. Тебе, может, известно — наш дом ведь раньше принадлежал ему.
— Я слышала что-то такое, — припомнила Бэрил.
— Печальная история. Это ведь было до вашего приезда? Верно, три года назад. — Воспоминания, казалось, увлекли и немного успокоили Диану: всё-таки грош цена сеньоре, которая не может поделиться семейными тайнами всех нынешних и бывших соседей на пять миль вокруг. — Доктор тогда попал в ужасно неприятную историю — скандал, конечно, удалось замять, но дела его сильно пошатнулись. Мигель пошёл ему навстречу, предложив за дом очень приличную цену. Больше ведь никто не помог!
Бэрил рассеянно кивнула. Диане незачем знать, что упоминание о скандалах и деньгах для неё самой не пустой звук. Им с Джеком в своё время рассчитывать было не на кого. Хотя неизвестно ещё, принял бы помощь её баскервильский гордец, моливший о спасении всего однажды — по горло в болоте в ту страшную октябрьскую ночь…
— Да, доктор больше ничего не сказал, — продолжала Диана, — но дальше стало только хуже. Дня через два я поехала в город за покупками, вернулась поздно и сразу заметила, как пусто и тихо в доме. Я вошла в гостиную — там стоял полумрак, огонь в камине едва тлел… И вдруг, ты понимаешь, меня охватило такое странное чувство, как будто я своими руками совершила что-то необратимое и очень скверное. Откуда оно взялось — ума не приложу, ведь я приехала в чудесном настроении, мне наконец-то удалось раздобыть тот изумительный японский шёлк на платье, а тут… И тогда я услышала, как кто-то стонет во сне. Это был Мигель — он сидел в кресле у камина, так крепко стиснув подлокотник, что пальцы у него совсем побелели. Он что-то повторял сквозь сон, сначала неразборчиво, но потом я различила слова: «Гильермо! Поверни коня, Гильермо!»
— А может, ему просто приснился кошмар?
— Я тоже так подумала. Схватила его за плечо и принялась трясти изо всех сил. Мигель очнулся и взглянул на меня — ох, Бэрил, я, наверное, нескоро забуду его взгляд! В жизни не видела большего отчаяния… как будто у него на глазах кто-то погиб.
— Вероятно, тот самый Гильермо, — пробормотала Бэрил.
— Да, но у меня не хватило духу расспрашивать мужа. Он, конечно, убеждал меня, что и вправду видел дурной сон, но я уверена, дело в чём-то другом. В тот вечер Мигель не ужинал и спать тоже не ложился — заперся в своём кабинете и просидел там всю ночь, а наутро вышел совершенно бледный и разбитый. А из погребца исчезла бутылка рома.
— Мужчины часто так лечатся от тяжёлых воспоминаний, — сочувственно вздохнула Бэрил.
— Право, лучше бы Мигель пил, — на глаза Дианы навернулись слёзы. — Это хотя бы по-человечески понятно. Но то, что у нас творится… Вот уже пятую ночь то я сама просыпаюсь от кошмаров, то меня будят его стоны! Мигель всё зовёт какого-то неведомого Гильермо, мечется во сне, а наутро едва держится на ногах. Доктор Альманса выписал ему снотворные порошки, только они совсем не помогают. Я даже предложила было ночевать в разных комнатах — но что подумают слуги?
— А кстати, слуги что-нибудь замечают?
— Нет, кроме Энрикеты, никто не пострадал. Наша горничная Хасинта, правда, последнее время выглядит подавленной, но у неё, по крайней мере, есть причина — поругалась со своим кавалером. Боюсь, наш дом нас всех скоро сведёт с ума, — Диана поставила пустую чашку на поднос с горьким, прерывистым вздохом. — Неужели ничего нельзя сделать?
А что, в самом деле, можно сделать? Это только в записках доктора Ватсона люди обращаются к Шерлоку Холмсу и всё снова становится просто и понятно, как раньше, особенно после подробных объяснений на последней странице. Странно, что мысль о Холмсе вообще пришла в голову ей — жене человека, которому сыщик с Бейкер-стрит уже дважды помог избежать смерти, сначала в трясине, потом на эшафоте. И уж куда ей самой равняться с гением дедуктивного метода! Увы, раз ни Шерлока Холмса, ни доктора Ватсона в Коста-Рике нет и не предвидится… придётся Диане положиться на их случайную знакомую. Правда, хорошо бы с Джеком посоветоваться для начала. И куда он запропастился?..
— Если мы что-то и можем узнать, — Бэрил встала, — то только у вас дома. Подожди меня, я сейчас соберусь.
— Сейчас? Сиеста же…
— А ты думаешь, я после твоего рассказа хоть глаз сомкну? Нет уж, поехали!
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:09 | Сообщение # 3 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2781
Статус: Offline
| ***
Вилла супругов Ривера была выстроена на склоне пологого холма, в отдалении от побережья. Вокруг неё раскинулся обширный парк, живописный, но безнадёжно запущенный. Высокие тёмные деревья тянули густые ветви к самым окнам, словно стремились пробраться внутрь, и, несмотря на заметные усилия хозяйки создать уют, придавали дому угрюмый и нежилой вид, невольно вызывая в памяти заколдованный замок Спящей красавицы. Возможно, прежние владельцы сознательно добивались такого эффекта — донья Мария Фернанда, жена доктора Альмансы, страстно увлекалась готическими романами. О вкусах не спорят, но Бэрил всякий раз входила в ворота виллы с мыслью, что ни за какие деньги не согласилась бы здесь поселиться. Мрака и ужасов ей ещё в прежней жизни хватило за глаза.
— Хасинта! — нетерпеливо окликнула Диана, распахивая дверь гостиной. — Силы небесные, ну где эта девчонка?.. Опять, наверное, растравляет свои сердечные раны!
— Надеюсь, мы и без неё справимся, — отмахнулась Бэрил. Она, по правде говоря, совершенно не представляла, как и где нужно искать разгадку странных перемен в доме подруги, но в любом случае предпочла бы обойтись без посторонних глаз. — Ты ведь сказала, что в первый раз это случилось с доном Мигелем здесь, в гостиной?
— Да-да, — подтвердила Диана. — Ужасный день был, ещё ведь и погода стояла отвратительная, если б не повезло с японским шёлком…
Ну конечно, припомнила Бэрил, тогда три дня подряд с моря дул холодный ветер, и они с Джеком волей-неволей отложили давно задуманную поездку на коралловый риф. Виллу Риверы и ближайший город непогода, конечно, зацепила меньше, но камин наверняка пришлось разжечь…
Мысль о камине напомнила ей что-то из недавнего английского прошлого, но что именно — понять она так и не успела, потому что из коридора донёсся быстрый топот ног, и на пороге появилась запыхавшаяся горничная-метиска с печальными, немного раскосыми глазами.
— Вы звали, сеньора?
— Тебя только за смертью посылать, — недовольно фыркнула Диана. — Сеньор у себя?
— Да… то есть нет. Он закрылся в кабинете и просил его не беспокоить до ужина.
— Вот ведь!.. — Диана с огорчённым лицом повернулась к Бэрил. — Ни поговорить с ним, ни кабинет осмотреть… — Она вдруг осеклась и прикрыла рот ладонью. — Пресвятая дева Мария! Какая же я эгоистка! Вдруг он… вдруг ему опять плохо?
Она подхватила шлейф платья и, оттолкнув Хасинту, бросилась в холл. Бэрил поспешила следом, гадая про себя, удастся ли ей хоть немного подумать или так и придётся бегать туда-сюда.
На площадку лестницы второго этажа выходили две комнаты — библиотека и собственно кабинет дона Мигеля. Взбежав наверх, Диана торопливо постучала в дверь. Изнутри не донеслось ни звука.
— Мигель, открой! — взволнованно окликнула она. — Мигель, это я, Диана! Ты там? С тобой всё хорошо?
За дверью по-прежнему стояла тревожная тишина.
— Пусти, — коротко сказала Бэрил. За годы их с Джеком совместных авантюр она, конечно, не то чтобы покатилась по наклонной, но кое-чему всё же успела научиться. Приникнув к замочной скважине, она первым делом убедилась, что ключа с той стороны нет. Сквозь щели слабо тянуло чем-то незнакомым, душноватым и сладковатым. Запах Бэрил сразу не понравился, но, по крайней мере, на газ было не похоже.
— Там щеколда или крючок? — уточнила она, подёргав дверную ручку.
— Крючок, — всхлипнула Диана. — Да что же это такое делается, господи?
С крючками Бэрил, к счастью, благополучно управлялась ещё до знакомства с Джеком. Достаточно было иметь при себе длинную шпильку. Третья или четвёртая попытка увенчалась успехом: крючок, подпрыгнув, высвободился из петли, и дверь со скрипом приоткрылась.
Хозяин кабинета полулежал в большом кресле возле стола, повёрнутом к окну. Он выглядел именно так, как и полагается выглядеть достопочтенному сеньору, воздающему должное сиесте: расслабленная поза, склонённая на грудь голова с закрытыми глазами, на коленях — развёрнутая газета. И обстановка в комнате была привычной и непринуждённой: пепельница с окурком сигары, погасшая глиняная лампа индейской работы, над которой ещё вился бледный дымок, чашка из-под кофе и фужер с остатками коньяка. Точно так же отдыхал бы Джек, разве что место «Биржевых ведомостей» занимал бы какой-нибудь научный журнал…
То, что газета называется «Биржевые ведомости», Бэрил успела заметить, когда случайно задела её краем юбки и смахнула на пол. Дон Мигель не шелохнулся. Она машинально дотронулась до его плеча — и тут же, похолодев, отпрянула, когда обмякшее тело грузно завалилось на подлокотник кресла и голова свесилась лицом вниз.
Почему-то Бэрил не закричала. Она приглушённо, как сквозь толщу воды, слышала истошные рыдания Дианы и сдавленный вскрик Хасинты, но сама молчала, не в силах отвести взгляда от оказавшейся прямо перед её глазами бледной залысины на макушке мертвеца. Должно быть, уже всё выплакала и выкрикнула туманной ночью в сердце Гримпенской трясины. Когда же она заговорила, то не узнала собственного голоса — он был сухим, как зачерствевший хлеб, и точно так же царапал горло:
— Надо позвать полицию. И доктора Альмансу, наверное.
Сладковато-затхлый запах плыл по кабинету, постепенно развеиваясь. Так могли бы пахнуть вянущие цветы, брошенные в камин. Или завалявшиеся в сухарнице крошки сдобного печенья. Смерть пахнет иначе — Бэрил это хорошо знала. Порохом и потом, надорванным на бегу дыханием, лопающимися пузырями на тинистой поверхности болота. И всё же в воздухе стояло ощущение чего-то гнетущего и необратимого. С усилием оторвав взгляд от мёртвого тела, она обернулась к Диане — та сползла на пол по дверному косяку и рыдала взахлёб.
— Пойдём вниз, — тем же пересохшим голосом пробормотала Бэрил и опять, словно со стороны, удивилась собственному хладнокровию. — Тебе надо что-нибудь выпить.
***
Джек примчался, когда в доме уже хозяйничала полиция. Бросив поводья на седло каурого, он вихрем влетел с террасы в гостиную — раскрасневшийся, с растрёпанными кудрями, в сбитой на затылок соломенной шляпе. От него пахло морской солью, эфиром и бананами, но, уткнувшись в его грудь, Бэрил подумала, что в жизни не вдыхала более дивной смеси.
Диана лежала на кушетке, тихо всхлипывая. Так и не решившись взять коньяк из кабинета покойного дона Мигеля, Бэрил как смогла привела подругу в чувство каплями, найденными в её ночном столике.
— Откуда ты узнал, где меня искать?
— Ну, Пабло сразу предупредил, что ты сюда поехала. — Джек улыбался, и только руки, обнимавшие её за плечи крепче обычного, выдавали его волнение. — Я поначалу и подумал, что у вас намечается какая-нибудь масштабная операция по спасению любимого вечернего платья, и сел себе спокойно замаривать бабочек. А потом вдруг прямо под окно прискакал слуга и рассказал, что стряслось. Точнее, проорал дурниной, так что я понял только одно: тебя там бросать нельзя. И вот я приехал, — он снова ободряюще улыбнулся. — Ничего, пробарахтаемся. Меня больше не тянет состязаться в уме и сообразительности со стражами порядка.
— Спасибо и на этом, — вздохнула Бэрил, прижимаясь к мужу. Она слишком хорошо знала, какая неподдельная тревога может скрываться за его напускной иронией.
В гостиную широкими шагами вошёл доктор Мариано Альманса, нестарый ещё мужчина, но с совершенно белыми висками. Было в нём что-то от конкистадоров со старинных гравюр — высокий, прямой, с орлиным профилем и твёрдым подбородком, — однако усталые глубокие глаза и горестные складки над густыми бровями выдавали человека, озабоченного куда более серьёзными вопросами, нежели поиски легендарных сокровищ майя.
— Хорошо, что вы здесь, сеньор Корнелиус, — доктор протянул для пожатия узкую аристократическую руку с длинными чуткими пальцами. — Я не рискнул бы сообщать правду вдове в её нынешнем состоянии, а с вами, как с другом семьи, могу говорить без обиняков. Дело в том, — он понизил голос, — что сеньор Ривера отравился снотворными порошками.
— Печально, — сдержанно кивнул Джек. — Но как это могло произойти? Не рассчитал дозу?
— Как раз наоборот, — голос доктора стал ещё тише. — Доза была прекрасно рассчитана. К тому же он запил её полным бокалом коньяка.
— Вы хотите сказать?..
— Боюсь, что да. Он выглядел угнетённым и жаловался на бессонницу, но, увы, я вовремя не распознал эти опасные предпосылки.
— Гильермо, — пробормотала про себя Бэрил. — Поверни коня, Гильермо.
В тёмных глазах Альмансы промелькнуло нескрываемое изумление, но быстрые шаги из глубины коридора заставили всех обернуться к дверям. На пороге гостиной показался начальник полиции сеньор Чинчилья. Фамилия удивительно подходила ему: длинноусый, приземистый, с маленькими руками и суетливой походкой, он и вправду неуловимо напоминал пушистого андского зверька. Людям, искушённым в зоологии (да тому же Джеку), непросто было сдержать улыбку при встрече с ним, но подобное легкомыслие стоило свободы многим преступникам, не сумевшим за комичной внешностью разглядеть поистине бульдожьей хватки.
— Странное дело, — провозгласил он, едва удостоив собравшихся кивком, — в высшей степени странное. Согласен с вами, доктор: версию о несчастном случае можно отмести сразу. Никто в здравом уме не будет запивать снотворное коньяком.
— Я потому и предположил… — начал Альманса, но Чинчилья перебил его:
— И всё же, доктор, ваша гипотеза имеет существенный недостаток. Как правило, самоубийцы… — доктор протестующее затряс головой, показывая на Диану, однако начальник полиции не обратил на него внимания и продолжал: — … самоубийцы не заботятся о том, чтобы оставить после себя идеальный порядок. Где, в таком случае, бумажки от порошков? И самое главное, кстати: мы так и не нашли предсмертной записки. Сеньора… э-э… Корнелиус, — обратился он к Бэрил, — постарайтесь вспомнить: не видели ли вы какой-нибудь записки в кабинете покойного?
— Нет, никакой. Только газету у него на коленях. Я задела её и уронила на пол.
— Тем более! — Чинчилья крутанулся на каблуках с видом триумфатора. — Разве самоубийца будет листать биржевые сводки, дожидаясь, пока подействует яд? Нет, господа, это было убийство, и я уверяю вас, что в скором времени выведу злоумышленника на чистую воду!
***
— Вот спасибо, сеньор Корнелиус, — доктор Альманса, устроившись в кресле у двери, не без любопытства наблюдал за Джеком, разливавшим по чашкам содержимое дымящегося медного кофейника. Аромат, наполнивший комнату, был поистине божественным. — Позвольте узнать, где вы научились так варить кофе?
— Ну где же ещё? — Джек и бровью не повёл. — В здешних благословенных краях, разумеется.
После того как начальник полиции, побеседовав с Дианой и так и не узнав ничего нового, забрал с собой улики и покинул место преступления, доктор проводил несчастную вдову наверх и ввёл ей успокоительное, но уезжать не собирался. Напротив, ему явно хотелось переговорить с супругами наедине, и он предложил выпить по чашке кофе. Однако в доме, где хозяин только что умер, хозяйку накачали лекарствами, а экономка и вовсе лежала со сломанной ногой на попечении родни, обстановка напоминала подожжённый муравейник, и, отчаявшись добиться толку от слуг, Джек плюнул и отправился на кухню сам. Когда Бэрил убедилась, что её подруга крепко спит, и спустилась вниз, его фирменный эликсир был уже готов.
— Великолепно, — доктор осторожно поднёс к губам горячую чашку и отпил глоток. — Собственно, я хотел побеседовать с вами, сеньора. Вы упомянули имя Гильермо. Не знаю, откуда оно стало вам известно, но эта история может иметь прямое отношение…
— Понятия не имею, что за история, — Бэрил отрицательно покачала головой. — О Гильермо я услышала только сегодня, от Дианы. Кажется, покойный дон Мигель последнее время часто повторял его имя во сне.
— Вот оно как, — медленно проговорил Альманса, откинувшись на спинку кресла. — Значит, я был прав. Приговор всё-таки свершился. Да, в этом доме с нечистой совестью долго не проживёшь.
— Вы хотите сказать, — голубые глаза Джека недоверчиво сощурились, — что здесь произошло нечто, хм, сверхъестественное?
— Кое-кто именно так и считает, — задумчиво подтвердил доктор. — Но я имел в виду другое. Сомнений быть не может: дон Мигель действительно сам оборвал свою жизнь.
— Но записка…
— Дослушайте до конца, сеньор Корнелиус, и, возможно, вы сами поймёте. Имя Гильермо для меня не пустой звук. Дело в том, что Гильермо де Навасо был двоюродным братом моей жены, Марии Фернанды. И нашим с Мигелем общим другом.
— Был? — Бэрил тихо охнула. — Что же с ним случилось?
— Это давняя и трагическая история. Когда-то мы втроём добивались благосклонности одной и той же девушки. Надеюсь, вы простите, что я не назову её имени, тем более в случившемся нет её вины… Она выбрала Гильермо, самого молодого и красивого из нас. Я должен был догадаться, что Мигеля грызла зависть. За месяц до свадьбы они вдвоём поехали на охоту в горы, и Гильермо сорвался в пропасть вместе с конём.
Повисло молчание. Слышно было, как за окном слабый ветерок колышет ветви старых магнолий.
— Никто не сомневался, что произошёл несчастный случай, — бесцветным голосом продолжал доктор. — Мигель всячески пытался выразить свою поддержку и семье Гильермо, и его невесте. Одно время мы даже думали, что девушка ответит ему взаимностью, но она уехала, навсегда. И после её отъезда у меня впервые зашевелились смутные подозрения. Что, если Мигель завлёк Гильермо на тот опасный обрыв и дал ему погибнуть? Долгие годы я гнал эти мысли из головы, корил себя за несправедливость к другу… и всё же, выходит, не ошибся. У старых грехов длинные тени.
Бэрил замерла у окна с недопитой чашкой в руках. Рассказ доктора воскресил в её памяти собственное не такое уж давнее прошлое. Горячие руки сэра Генри смыкаются на её талии. Джек, задрав голову, стоит у подножия косогора, его выразительное лицо искажено удивлением и гневом. Видение меняется, и вот уже чёрная тень срывается в туман по следам одинокого всадника…
Голос мужа, звонкий и деловитый, развеял тревожные воспоминания:
— И всё же записка…
— Действительно была, — с какой-то равнодушной покорностью подтвердил Альманса. — Вы помните, я прибыл раньше полиции и первым осмотрел тело? Так вот, я нашёл внутри глиняной лампы целых четыре обёртки от порошков. Они обуглились по краям, но ещё не сгорели. И на одной из них я прочитал написанное нетвёрдой рукой имя Гильермо.
— Что же вы сделали? — взволнованно прервала Бэрил.
— Мне всё стало ясно в одно мгновение. В том числе и то, что никто не должен знать истинную причину случившегося. Подумайте сами: самоубийство почтенного землевладельца, тем более из-за преступления, которое он совершил в молодости, — какой позор для вдовы! Я понимал, что выдать его смерть за несчастный случай уже не удастся, Чинчилья и его люди не настолько глупы. Но хотя бы, по крайней мере, попытался скрыть неприглядную правду. Каюсь, я сжёг все обёртки, потому что глупо было бы уничтожить одну и оставить другие, точно такие же. Вы подруга доньи Дианы, сеньора, так что я рассчитываю на вашу деликатность.
— А запах? — вдруг вспомнила Бэрил. — Такой затхлый, сладковатый, который стоял в комнате? От ваших бумажек?
— Запах? — переспросил Альманса с некоторым беспокойством. — Да-да, должно быть, остатки порошка попали в огонь… Надеюсь, вы не упоминали о нём при Чинчилье — хотя что я, мы ведь всё время были вместе. Ну что ж, я постараюсь приложить все усилия, чтобы избежать лишних волнений. Но, думаю, вы понимаете, что мой рассказ должен остаться между нами троими.
— Слово джентльмена, — заверил Джек, вставая с кресла. — Поехали домой, милая…
— Мне, наверное, стоит остаться, — возразила Бэрил, — кому-то же нужно побыть с Дианой, хотя бы первое время.
— Я как раз хотел вас попросить, — поддержал её доктор. — Моя жена могла бы помочь, будь она дома, но она ещё с утра отправилась к родне в Сан-Хосе.
— Мне всё-таки не по себе, — вполголоса заметил Джек, обнимая Бэрил. — Дом, карающий жильцов за старые грехи, — это как-то чересчур даже по баскервильским меркам. Может, я привезу вам Мару на ночь?
— Не стоит, — она натянуто улыбнулась. — Иначе мне точно не избежать неприятного разговора с сеньором начальником полиции.
***
— Я не могу понять, — Диана, глотая слёзы, поднесла ко рту стакан с каплями. — Зачем он это сделал? Сначала Энрикета, теперь Мигель… Неужели наш дом… заставляет нас умирать?
— Глупые суеверия, — вздохнула Бэрил. — Не думай о них. Главное, помни: твоей вины тут нет. И постарайся заснуть. Нам всем завтра понадобятся силы.
Слова утешения звучали до тошноты избито, но ничего другого в голову не приходило. Впору пожалеть, что она не Мара. Собакам как-то удаётся утешать без слов, и получается у них не в пример лучше, чем у людей.
Диана откинулась на подушки, опухшие от слёз веки устало сомкнулись. Бэрил поправила подруге одеяло, присев на край кровати, положила ей руку на лоб — после долгого плача он казался горячим, как в лихорадке, — и тихо, почти бездумно запела. В голове сами собой всплыли полузабытые строки из детства: «Умолкли волны, улёгся ветер…»*. Песня казалась такой же банальной, как и недавние слова утешения, но простая мелодия действительно успокаивала, укачивала, как на волнах. На абажуре погасшей лампы дремала, сложив крылышки, большая ночная бабочка. Бэрил не сразу, но заметила её и улыбнулась. Вот и весточка от Джека, можно сказать. Теперь не так страшно засыпать даже в доме, который не прощает грехов своим хозяевам.
За дверью обнаружилась Хасинта с лампой в руке. Неверный отсвет пляшущего огонька, отражаясь в её чёрных блестящих глазах, словно наполнял их взгляд тревогой, если не сказать — страхом.
— Сеньора, — робко прошептала она, — так это правда, что призраки и погубили нашего бедного хозяина?
— Выдумки, — Бэрил подавила зевок; накатившая усталость не располагала к разговорам. — Посвети мне, я хочу поскорее лечь спать.
Горничная не двинулась с места.
— Здесь в самом деле нечисто, сеньора, — её голос дрожал, но в нём звучала та неспокойная уверенность, с которой в Девоншире, должно быть, до сих пор поминали собаку Баскервилей. — Энрикета говорила, что ещё при прежних хозяевах всякое случалось. Будто бы вещи по своей воле переходили из комнаты в комнату. Не все, конечно, только очень старые. Я сначала не верила, а теперь боюсь.
— Чего же ты боишься? — Бэрил через силу улыбнулась, скрывая раздражение: не хватало ещё душеспасительных бесед с суеверной девчонкой! — Твоя постель за ночь никуда не уйдёт, и моя, надеюсь, тоже. Ложись спать, на завтра и так забот хватает.
— Не постель, сеньора. Сова. Их всегда было две: та, что с жёлтыми глазами, стояла у сеньора Риверы в кабинете, а другая, с зелёными, — в библиотеке на маленьком столике.
— А-а, глиняные лампы, — догадалась Бэрил. — Ну, их-то перенести проще простого.
— Нет, сеньора. Их никто никогда не переносил и даже не зажигал. Это индейская работа — говорят, будто в них могут жить духи. А сегодня, когда хозяина увезли, я заглянула в кабинет — хотела прибрать, Энрикета ведь шкуру с меня спустит, когда вернётся, — и там стояла другая сова, с зелёными глазами!
Бэрил в недоумении покачала головой:
— Может, тебе всё-таки показалось?
— Не показалось, сеньора, это очень серьёзно. Я посмотрела в библиотеке — жёлтая сова исчезла! Тогда я спросила сеньора Альмансу, пока он не уехал, и он тоже мне не поверил, но голос у него дрогнул, я слышала. Он ведь жил в этом доме и знает, что тут раньше случалось. Говорю вам, сеньора, хозяева потревожили злых духов, и добром дело не кончится. Если вы меня отпустите, я завтра пойду в индейский посёлок, к старому знахарю Олопопо**: ему подчиняются все совы — недаром же его так и зовут…
— Напомни мне завтра. — Бэрил досадливо вздохнула и, забрав у Хасинты лампу, направилась в приготовленную для неё спальню. Где-то позади раздался слабый скрип и шорох, будто в одной из комнат отворили дверцу шкафа и что-то из него достали. «Глиняные совы гуляют по дому, — вяло подумала она. — Хотя нет, совы летают бесшумно, может, Гильермо на коне?» Бэрил остановилась и резко встряхнула головой. Похоже, она уже засыпала на ходу.
________
* Португальская народная песня.
** Местное название крупной совы, обитающей в Коста-Рике.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:12 | Сообщение # 4 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2781
Статус: Offline
| ***
Среди ночи она вдруг ощутила рядом чьё-то присутствие. Не успела толком ничего осознать, даже не проснулась, однако смутные видения, роившиеся в измученной голове, постепенно становились всё чётче и ярче, пока не сложились в зримую, осязаемую до жути картину.
Она снова бежала по болотным кочкам, сжимая руку доктора Ватсона, и ничего не слышала, кроме его затруднённого дыхания и стука собственного сердца в ушах. Впереди сквозь белую волокнистую пелену виднелась высокая худая фигура Шерлока Холмса, а ещё дальше, где туман становился уже вовсе непроглядным, бежал тот, кого преследовали сыщики и к кому любой ценой должна была успеть она сама. Не затем, чтобы до конца доиграть перед Холмсом роль жены, восставшей против мужа-преступника, — какое-то внутреннее чутьё гнало её вперёд, пока не случилось необратимой беды.
Но беда не стала её дожидаться. Где-то впереди послышался звук, который Бэрил боялась услышать всякий раз, оказавшись на болоте, — чавкающий всплеск, сменившийся отчаянным воплем ужаса. Она не могла разобрать слов, до неё доносились лишь захлёбывающийся до надрыва крик Джека и хриплый от напряжения, но твёрдый голос Холмса. «Силы небесные!» — выдохнул Ватсон, остановившись на миг в растерянности, и она, опомнившись первой, потащила его вперёд.
Холмс распластался на узком языке твёрдой земли, покрытом жухлой травой, и, тяжело дыша, тянул к себе Джека, судорожно обхватившего его запястье. Болото почти поглотило его: над поверхностью виднелись лишь голова и правая рука. В тот миг, когда Бэрил смогла разглядеть их в мутной дымке, уставшие пальцы Джека разжались и соскользнули. Трясина жадно потянула его вниз, смыкаясь над плечами.
Крик острым осколком застрял в горле Бэрил, ноги точно приросли к мокрой земле. Не в силах пошевелиться, она смотрела перед собой и ничего не видела — лишь белое от ужаса лицо в зернистой буро-чёрной грязи, перекошенный в отчаянном крике рот и распахнутые, умоляющие глаза. Рука, судорожно тянувшаяся из торфяного месива навстречу последней искре надежды, беспомощно сжалась, поймав лишь воздух.
— Нет! Боже мой, помогите! Не хочу!..
Оцепеневший Холмс замер на краю топи. Бэрил на мгновение ощутила его потрясённый взгляд, но уже знала: глаза Джека обращены не к нему, а к ней. Последний безнадёжный рывок, хриплое: «Не-ет!» — и трясина чавкнула, заглушив его крик. Несколько секунд в тумане ещё виднелась рука, словно поднятая в прощальном жесте, но и она вскоре скрылась в бездне.
— Не-е-ет! — Бэрил вскинулась и села на постели, обливаясь ледяным потом. Кровь бешено пульсировала в висках, и она никак не могла понять, чей голос отдаётся в ушах — Джека или её собственный. В воздухе пахло чем-то затхлым и сладковатым, неуловимо напоминавшим о болотах. Болота… Джек остался там, захлёбываясь в илистой зловонной жиже, а она — здесь? Она его не спасла?!
Бэрил стиснула кулаки и резко выдохнула, чувствуя, как где-то глубоко внутри поднимается яростный, горячий протест. Её Джек не погиб, не мог погибнуть! Откуда эти мысли? Ведь она твёрдо знает: на самом деле всё сложилось иначе!
… В тот миг, когда уставшие пальцы Джека разжались и соскользнули, время вокруг Бэрил словно замедлилось. Холмс замер на коленях у края трясины, Ватсон не выпускал её руки; в другой у него была трость. Господи, как она раньше не заметила?!
— Дайте сюда! — Бэрил (откуда только силы взялись!) выдернула у доктора палку и, одним прыжком оказавшись возле Холмса, растянулась рядом с ним на сырой, вмятой в торфяную кашу траве. Она была на целую голову ниже долговязого сыщика, но трость всё же оказалась длиннее его руки и позволила выиграть те несколько роковых дюймов, которые Холмс преодолел бы лишь ценой собственной жизни. Джек рванулся из липкой хватки болота, выплёвывая грязь, и успел разглядеть блеснувший в жиже медный наконечник. Замёрзшие, скользкие от тины пальцы намертво сомкнулись на полированном дереве.
— Что стоите?! — заорала Бэрил по-испански, и поразительно, но мужчины её поняли. Холмс, откатившись в сторону, поймал свободную руку Джека, а Ватсон сзади крепко обхватил её за талию. Болото отпускало медленно, неохотно — будь Бэрил одна, возможно, и не выстояла бы в единоборстве с ним. От напряжения спирало дыхание, перед глазами плыли красные круги. А потом на их месте вдруг возникла пара помутневших от страха и усталости светло-голубых глаз, словно не верящих, что они ещё могут видеть. Небо, траву, Холмса, её…
… Воспоминание живо и ярко пронеслось в памяти Бэрил, и наваждение сгинуло. Преодолевая нахлынувшую слабость, она встала с кровати и распахнула окно. Ночной ветерок освежил горящее лицо, унял давящую боль в висках и развеял душный запах. Сон, всего лишь сон. Просто беда в семье подруги напомнила ей о том, чего чудом избежала она сама.
Где-то за стеной хлопнула дверь, а затем по дому пронёсся долгий, испуганный крик. Это был уже не сон — голос принадлежал Диане.
Забыв о шали и ночных туфельках, Бэрил в одной рубашке выскочила из комнаты и зашлёпала босиком по коридору. Дверь в спальню Дианы была распахнута, на ночном столике слабо мерцала лампа. Молодая вдова застыла у окна, судорожно вцепившись руками в подоконник.
— Святая дева! — Бэрил бросилась к подруге и обхватила её за плечи. — Что с тобой? Успокойся… отойди!
Диана повернула голову. В её расширенных потемневших глазах стоял ужас.
— Это я… — хрипло прошептала она и вдруг рухнула на колени возле кровати, задыхаясь от слёз. — Я во всём виновата! Я погубила их… и её тоже… она там, там…
Конец фразы потонул в неразборчивых рыданиях. Бэрил подошла к окну, глянула вниз и с криком отшатнулась. Внизу, на вымощенной гравием дорожке, распласталось изломанное тело в светлом ситцевом платье — тело горничной Хасинты.
В ноздри ударило затхло-приторным — гораздо сильнее, чем недавно в её комнате. Бэрил обвела взглядом комнату и обмерла: вместо лампы с абажуром на столике стояла глиняная сова, устремив на неё злые немигающие зелёные глаза.
***
Доктор Альманса спустился вслед за Джеком и Бэрил с крыльца полицейского участка и достал портсигар.
— Вот уж чего не ожидал, господа, — вздохнул он, однако что-то в его взгляде вызывало в памяти недавние слова Дианы: «Как будто он не удивился». — Насколько же всё оказалось банально… Молоденькая жена и нелюбимый богатый муж, к тому же начавший прикладываться к бутылке. Нечего сказать, ловко она сыграла на нашей жалости. А я-то! — Доктор с досадой выплюнул откушенный кончик сигары. — Не знаю даже, стоит ли говорить Чинчилье о моём глупом благородстве… Сделанного всё равно не воротишь. Хотите сигару?
— Нет, извините, я предпочитаю трубку, — покачал головой Джек.— Да уж… использовать суеверия в корыстных целях — это скорее в английском духе, но ход беспроигрышный. Я только не пойму, чем ей помешала несчастная горничная.
— Возможно, она догадалась о чём-то, что уличало убийцу, — предположил Альманса, задумчиво раскуривая сигару. — Слуги ведь многое замечают, а хозяева не всегда замечают их самих… Уверен, если бы Чинчилья взялся как следует допросить всех домочадцев, мы бы узнали, что именно произошло в доме до отъезда доньи Дианы. А она, конечно, не собиралась этого дожидаться. Прикинулась больной и измученной, вызвала Хасинту среди ночи, оглушила, судя по ссадине на затылке, и вытолкнула в окно. Во всяком случае, — уточнил он, — именно так считает полиция.
— А я всё равно отказываюсь верить, — возразила Бэрил, рассеянно и хмуро обводя взглядом деревья на той стороне улицы.
— Право, сеньора Корнелиус, — отечески улыбнулся Альманса, — не вините себя, что ваша подруга оказалась такой расчётливой притворщицей. Все мы порой разочаровываемся в людях. Мне самому стыдно, что из-за моей просьбы вам пришлось столько пережить. Вас ведь тоже мучили кошмары, верно? Могу порекомендовать вам одну микстуру. Заглянете попозже? Сейчас я спешу: моя жена сегодня возвращается домой и просила купить воска для свечей, а его не так-то просто найти…
— Донья Фернанда делает свечи? — удивился Джек. — Я думал, у вас давно уже газовые рожки.
— Так и есть, — подтвердил доктор. — Но свечи мне больше по душе. Вы знаете, трепещущие огоньки, запах воска, да и самая атмосфера — всё это успокаивает, позволяет собраться с мыслями. Я бы и вам посоветовал сегодня вечером посидеть при свечах, отдохнуть в некотором роде от переживаний… Что ж, до встречи!
— Предатель! — вынесла Бэрил гневный вердикт в спину Альмансы, исчезнувшую за углом. — Ещё вчера был на нашей стороне, обещал похлопотать, а теперь… Как знаешь, Джек, а я готова поручиться, что Диана не убивала дона Мигеля!
— Отчего же, — задумчиво отозвался тот, — по-моему, ты права. Она не похожа на человека, способного использовать легенду в преступных целях. Уж мне-то в этом отношении ты можешь поверить.
— Да, но одна уверенность мало что даст. Если бы только удалось переубедить Чинчилью!
Джек остановился возле двуколки, ожидавшей их в тени раскидистой пальмы.
— Тогда придётся вспомнить, что я почерпнул от мистера Холмса за время нашего недолгого знакомства.
— А ты не боишься? — Бэрил с беспокойством заглянула ему в глаза. — Всё-таки прошлое…
— Какое прошлое, звезда моя? — Джек был сама невинность. — Мистер Стэплтон для всех погребён в бездонной глубине Гримпенской трясины… или как там развесисто выразился доктор Ватсон? А если Джон Корнелиус решит оказать посильную помощь нашей доблестной, но не слишком толковой полиции, это его сугубо личное дело! Вот прямо по дороге и начнём. Растолкуй мне, что за мистика якобы творится в доме Риверы. А заодно — почему ты ко мне бросилась с таким видом, будто я призрак и вот-вот растворюсь в воздухе.
Колёса двуколки мерно стучали по мостовой. Джек слушал рассказ Бэрил с неожиданно посерьёзневшим лицом, не перебивая, и вправду чем-то неуловимо напоминал ей Шерлока Холмса.
— Значит, дон Мигель и Диана оба видели кошмары? — уточнил он, когда она умолкла. — А когда ты заночевала в их доме, тебе тут же приснилось моё октябрьское купание?
— Мне приснилось, что ты погиб, — поправила Бэрил с содроганием: воспоминание было слишком свежо.
— Но я-то жив, — напомнил Джек с лёгкой улыбкой, хотя в прищуренных глазах уже мелькал знакомый азарт учёного, столкнувшегося с загадкой. — Вообще, это становится интересным: каждый из вас троих в чём-то себя винил, обоснованно или нет — сейчас неважно… Хотя вру, из четверых: нельзя забывать и об экономке. Она ведь тоже что-то твердила насчёт невыносимых мук совести. Как по мне, слишком много совпадений.
— Но разве можно такое подстроить? Чувство вины не панический страх, его нельзя вызвать без причин!
— А причины не могут быть общими для всех вас, — вслух размышлял Джек. — Положим, дон Мигель имел основания осуждать себя за смерть Гильермо де Навасо, но тебе-то каяться не в чем, как раз наоборот. По правде говоря, родная, я до сих пор восхищаюсь твоей находчивостью. А экономка, если верить словам Дианы, даже мысли о своей неправоте не допускала… И всё же, я подозреваю, разгадка должна оказаться вполне материальной, как наша Мара. Так, погоди! Значит, Хасинта утверждала, что дом действует на жильцов через вещи, которые путешествуют из комнаты в комнату. Что там творилось с этими глиняными совами?
— Обычно в кабинете дона Мигеля стояла сова с жёлтыми глазами, а после его смерти вдруг появилась вторая — с зелёными, из библиотеки. Именно в ней Альманса сжёг обёртки от порошков.
— А когда убили Хасинту, та же сова умудрилась перелететь в спальню Дианы?
Бэрил кивнула, невольно ощутив пробежавший по спине холодок.
— Как по-твоему, — Джек натянул вожжи и огляделся, — найдётся кому впустить нас в дом Риверы? Мне уже не терпится познакомиться с полётом глиняных сов. Недаром же я натуралист, — и, не дожидаясь ответа, повернул направо.
***
На крыльце старого особняка новоявленных помощников полиции ожидал сюрприз. В дверях, опираясь на костыль, стояла высокая плотная женщина средних лет, в глухом сером платье, с выражением мрачной обречённости на скуластом лице, — домоправительница Энрикета собственной персоной.
— Возмутительно, — угрюмо констатировала она. — Стоило мне сломать ногу, как всё в доме пошло вкривь и вкось! Пускай хозяина не вернёшь, но кто дал этим пронырам право очернять мою хозяйку, сновать по комнатам, рыться в вещах своими грязными лапами?!
— А что, — сочувственно поинтересовался Джек, одарив её приветливым взглядом,— неужели полиция обыскала весь дом?
— Называйте как хотите, — отрезала Энрикета, — но ничего вынести за ворота я им не дала! Недосмотришь — обязательно что-нибудь стащат! Им только покажи бутылку, деньги да юбку…
— Вот спасибо! Понимаете, Бэрил в суматохе позабыла у вас браслет — может, вы его видели, с розовыми жемчужинами? Не хотелось бы, чтобы мой свадебный подарок осел в чьём-то бездонном кармане.
— Если вы оставили его здесь — он здесь, — с достоинством отчеканила домоправительница, пропуская гостей в холл.
Поднявшись наверх, Джек первым делом направился в супружескую спальню. Дверь была распахнута настежь, постель не убрана, пёстрая циновка у окна смята. Кругом царил беспорядок, недвусмысленно говоривший о борьбе. На ночном столике доньи Дианы, среди флаконов, гребней и прочих мелочей, нахохлив глазурованные перья, сидела глиняная сова; теперь её круглые зелёные глаза смотрели выжидающе и как будто даже саркастически.
— Так вот ты какая, неспящая совесть, — Джек поднял лампу и повертел в руках. — А что, вполне подходящее воплощение… Как только ты ухитрилась сюда прилететь? — Он запустил два пальца в отверстие на спине между крыльями и вытащил оплывший, почти плоский огарок свечи. — Странно, я думал, она масляная… И куда в таком случае делся пепел от бумажек, которые жёг в ней доктор Альманса?
— Вытряхнули, когда меняли свечку, — предположила Бэрил.
— Очень может быть… Вот видишь, мы с тобой при желании справляемся не хуже Холмса. Ясно, что из комнаты в комнату сова путешествовала не своим ходом. Остаётся выяснить, кто ей помог проделать этот путь и не попасться никому на глаза… Увы, любезная, — последние слова были адресованы появившейся в дверях Энрикете, — что-то мы ничего не можем найти. Посмотрим в спальне для гостей, не возражаете?
Комната, где провела предыдущую ночь Бэрил, не заинтересовала стражей порядка, и, что ещё важнее, до неё не добрался и строгий взгляд домоправительницы. Едва шагнув через порог, Джек замер, вскинул голову и совершенно по-собачьи принюхался.
— Здесь не слишком тщательно проветрили, — хмыкнул он. — Знакомое амбре, точь-в-точь как от нашей совушки.
— Похоже, весь дом им пропитался, — скривилась Бэрил. — Альманса уверял, будто это запах сгоревших порошков. Но не во все же лампы снотворное насыпали, в самом деле!
— Лампы?.. Так-так, — Джек присел на край кровати, — а ведь очень даже может быть… Ты погасила свет вчера перед сном?
— Нет, только прикрутила фитиль. На тот случай, если придётся встать к Диане.
— Выходит, прошлой ночью у вас обеих в спальнях что-то горело. У дона Мигеля в кабинете тоже была зажжена лампа — какая-то из двух сов, зелёная или жёлтая. Постой! — Джек вскочил и принялся мерить шагами комнату, словно не вполне поспевая за ходом собственных мыслей. — Когда дон Мигель впервые заговорил про Гильермо, в тот день из-за непогоды растопили камин, верно? И у Энрикеты в комнате наверняка горел свет, ведь приступ случился с ней вечером. Всё сходится, родная! Чем бы вас четверых ни отравили, эта дрянь действует, когда попадает в огонь.
— Всё равно в голове не укладывается, — в растерянности возразила Бэрил. — Да, есть яды, которые вызывают бред и кошмары, но желание себя убить или оклеветать…
— Не забывай, мы с тобой в Центральной Америке. Даже я толком не знаю, какие удивительные снадобья порой встречаются у колдунов нашей родины… Кстати, тоже неплохая идея: съезжу-ка в индейский посёлок и поговорю с местным знахарем — как бишь его? — Олопопо. Но сперва придётся разобраться с тайной совиных перелётов. В той спальне, как и в твоей комнате, дверь прямо напротив кровати, значит, любой, кто войдёт даже в темноте, рискует разбудить спящего. И через окно не влезть — подходящих деревьев не видно.
— А нет ли здесь потайного хода? — неожиданно осенило Бэрил. — Диана говорила, будто дом строил английский подрядчик почти сто лет назад. Может, он всё же предусмотрел какие-нибудь тайники?
— Ей-богу, ты умнейшая женщина во всех частях света! — Джек восхищённо присвистнул. — Что там с той стороны, библиотека? Отсюда и начнём, тем более там изначально обитала зелёная сова…
Бэрил плотно закрыла дверь, чтобы не связываться с бдительной Энрикетой, а её муж с видом заправского взломщика принялся ощупывать и простукивать стену. Минут через пять поиски увенчались успехом: полированная панель с лёгким скрежетом отъехала в сторону, открыв узкий проход между двумя массивными шкафами. Джек пригнул голову и проскользнул внутрь.
— Иногда я думаю, что Холмс не на пустом месте обвинил тебя в ограблении Фолкстон-корта, — не удержалась Бэрил.
— Клевета, — весело фыркнул Джек. — Просто я раздел хозяина до нитки в покер, а он не знал, как оправдаться перед женой… Подожди меня здесь: лучше не попадаться на глаза слугам.
Спустя примерно четверть часа из проёма снова показалась взъерошенная голова с разводами от пыли и торжествующей ухмылкой на лице.
— Это не планировка, дорогая, а утки на верёвочке у барона Мюнхгаузена! — взломщик-любитель ничтоже сумняшеся плюхнулся прямо поперёк кровати. — Через такие же панели можно без всяких дверей попасть в любую комнату, в том числе и в кабинет дона Мигеля. Теперь понятно: когда доктор Альманса остался один, он пробрался в библиотеку, забрал оттуда зелёную сову и поставил в кабинете. А жёлтую, надо полагать, унёс или спрятал.
— Доктор? — ошеломлённо ахнула Бэрил. — Ты хочешь сказать, это… его рук дело?
— Мне давно следовало бы догадаться. Уж очень подозрительно выглядел его благородный жест. Ведь, по сути, получается, что он до прибытия полиции похозяйничал на месте преступления и скрыл часть улик. О многом мы вовсе знаем только с его слов. Вдруг и предсмертной записки не было?
— Но зачем? — прервала Бэрил. — Какая у него причина желать зла дону Мигелю?
— Вероятно, разгадка связана с Гильермо де Навасо. Как-никак Альманса женился на сестре погибшего друга, в смерти которого давно винил Риверу. А тут ведь ещё и история с деньгами… Представь, каково было доктору продавать особняк дону Мигелю, более того, принимать от него помощь после всего, что между ними стояло?
— Он, верно, не в своём уме, — Бэрил содрогнулась. — Но как мы докажем его вину?
— Попробую исследовать свечку и копоть из твоей лампы, наверняка там остались следы. Но сначала в самом деле расспрошу знахаря. А ты сиди дома и никого без меня не принимай. Особенно Альмансу с его микстурами!
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:13 | Сообщение # 5 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2781
Статус: Offline
| ***
Проводив глазами всадника на кауром коне, растворившегося в полдневном мареве, Бэрил поднялась на террасу. Только теперь она вдруг ощутила навалившуюся на неё усталость, с которой не шла ни в какое сравнение приятная истома после верховой прогулки. Какой там обед — рухнуть на постель и спать, спать, пока Джек не вернётся…
На ходу развязывая ленты шляпки, она вошла в гостиную и невольно вздрогнула. В кресле у окна сидела стройная брюнетка, затянутая в лиловый шёлк, с тёмными пронзительными глазами на бледном лице.
— Донья Фернанда? — изумилась Бэрил. — Я думала, вы в Сан-Хосе.
— Я обменяла билет, — на губах сеньоры Альманса мелькнула невинная улыбка. — Муж прислал мне телеграмму ещё вчера, а сегодня полгорода судачит об аресте Дианы… Поверьте, донья Бэрил, я вам искренне сочувствую. Предательство лучшей подруги — такого и врагу не пожелаешь.
— Я всё же уверена, это недоразумение, — как можно спокойнее ответила Бэрил. Она и не ждала поддержки — супруга доктора наверняка разделяла его неприязнь к семье Ривера, — а главное, боялась неосторожным словом выдать свои подозрения. Оставалось надеяться, что гостья не задержится дольше, чем предусмотрено правилами приличия. — Я прикажу что-нибудь подать… Антонио!
— Скорее всего, он уже в подвале, — чуть покачала головой донья Фернанда. — Я попросила его принести с ледника охлаждённой дыни. Жара страшная, а холодные напитки муж мне строго-настрого запрещает… Кстати, где дон Хуан? Я думала, что застану вас обоих.
— Поехал по делам, — уклончиво улыбнулась Бэрил и села в другое кресло.
— О, эти англичане, — задумчиво промурлыкала гостья, — никогда не сидят сложа руки, до всего-то им дело есть. Однако у вас неважный вид, милочка. Кажется, Мариано был прав: недавние переживания вас утомили. Я и не собираюсь долго навязывать вам своё общество. Просто привезла кое-что для восстановления сил…
От недоброго предчувствия Бэрил снова вздрогнула и вдруг с тревогой заметила, что все окна в комнате закрыты, кроме стеклянной двери, через которую она вошла. Сейчас, в полуденную жару, духота быстро стала ощутимой.
Донья Фернанда тем временем поднялась и сняла с подоконника керосиновую лампу, до того скрытую за шторой.
— Зачем? Рано ещё… — Бэрил пыталась делать вид, будто это движение ничего не говорит ей, но мысли в голове уже закружились стайкой вспугнутых бабочек. Снова лампа, приторно-затхлая вонь и страшные яркие видения? Не мог же Альманса дознаться об их расследовании и прислать к ним жену, чтобы самому остаться вне подозрений!
— Я хорошо знаю таких, как ты, — донья Фернанда не торопясь поставила лампу на столик. — Ты можешь не подавать виду, но не пройдёшь мимо, если надо кого-то защитить. Наивная… Понятия не имею, чем тебе так дорога эта пустышка Диана, но ты ступила на опасную почву, милочка. Позволить тебе дойти до конца будет слишком глупо.
— Опомнись! — горячо зачастила Бэрил, стараясь скрыть охватившую её дрожь. — Я понимаю, ты тоже хочешь спасти своего мужа, как я подругу… Я даже согласна, что у него есть основания для мести, но неужели мы не найдём выхода, чтобы никто не пострадал? Убедим полицию, что это было самоубийство!
Она нисколько не лукавила. Судьба не так давно дала ей побывать на месте Фернанды. И, видит бог, Бэрил тогда изо всех сил старалась, чтобы преступный план, последствия которого она наконец осознала в полной мере, не ударил ни по сэру Генри, ни по самому Джеку. Вот только, как бы далеко ни заходили их авантюры, ей бы и в голову не пришло, скажем, приставить пистолет к виску Холмса или Ватсона…
— Пресвятая дева! — Фернанда негромко, уничтожающе засмеялась. — Какая же ты дура!.. Теперь тебя уж никак нельзя оставлять в живых, пока ты в самом деле не натравила на Мариано полицию. Месть, говоришь? Тут ты права, хотя и забыла об одном. Гильермо де Навасо был моим двоюродным братом, а дом, где поселился его убийца, моим родовым владением!
Её взгляд, тёмный и неподвижный, как у ядозуба, на несколько секунд встретился с испуганно распахнутыми серыми глазами Бэрил. В нём не было даже ненависти — только желание убрать с пути внезапно возникшую помеху. Пренебрежительно дёрнув плечом, Фернанда вынула из сумочки коробку шведских спичек и склонилась над лампой.
— И Хасинту тоже ты? Она-то тебе что сделала?
— А что мне оставалось? — Фернанда чиркнула спичкой, и под стеклянным колпаком заплясал жёлтый недобрый огонёк. — Мариано пришлось забрать лампу с собой и поставить взамен другую, из библиотеки, потому что свеча в ней сгорела не полностью и могла попасться на глаза полиции. А проклятая девчонка заметила подмену и сдуру проболталась ему. Я с самого начала рассчитывала довести Диану до того, чтобы она призналась в убийстве мужа, но пришлось поторопиться. Должен же кто-то был ответить и за смерть этой пронырливой мерзавки!
— Значит, — Бэрил понимала, что единственный выход — тянуть время, — ты хотела, чтобы дон Мигель и Диана сами себя наказали?
— И прежде всего Мигель, — Фернанда улыбалась, но теперь в её глазах, словно отражаясь, плясали такие же злые огоньки. — Убей я его хоть двадцать раз, это не принесло бы мне облегчения, а его бы не заставило осознать, что он сотворил. Нет, мне было нужно, чтобы он сам сделал свою жизнь невыносимой и захотел её оборвать. И, должна заметить, мои свечки неплохо справились. Я всего лишь подменила порошки на более сильнодействующие — на тот случай, если бы Мигель струсил и раздумал умирать.
— Не знаю, что там за отрава в твоих свечах, — предупредила Бэрил, пересиливая липкий страх, — но на меня она не подействует! Я уже однажды с ней справилась.
— О господи! — Фернанда обернулась к ней с видом гувернантки, отчаявшейся вдолбить воспитаннику очередной французский глагол. — Неужели ты думаешь, что я так и буду повторять один и тот же удачный ход? Нет, голубушка, для тебя я приготовила кое-что понадёжнее. Никаких мук совести. Будет просто больно и душно, но, к счастью, недолго — минут через пять не выдержит сердце. Как бабочка в морилке — думаю, твой муж-натуралист оценит такое совпадение.
Её рука снова нырнула в сумочку и извлекла наружу маленький пузырёк с притёртой пробкой.
— Я позову на помощь! — выпалила Бэрил.
— Не советую. Иначе первый, кто прибежит, разделит твою участь. Но не волнуйся, к возвращению дона Хуана в комнате будет безопасно. Уж не знаю, какие тайны до сих пор держат вас вместе, раз он гринго, а ты здешняя… но, уверена, среди них найдётся хотя бы одна, которая позволит отправить его на виселицу за твоё убийство.
Обманчиво неторопливым движением Фернанда поставила пузырёк на стол — а мгновение спустя по-змеиному резко подалась вперёд. Теперь её рука в лайковой перчатке сжимала стек для верховой езды с литой рукояткой. Удар пришёлся бы прямо в висок, но тут Бэрил краем глаза уловила какое-то движение. Чёрная тень молнией вывернулась из-под кушетки и сшибла убийцу с ног. Стек бессильно смахнул на пол пузырёк, который звякнул и покатился куда-то в угол. Над Фернандой, уперев ей лапы в грудь, всей своей двухсотфунтовой мастифьей тяжестью нависла Мара. Она не рычала и подавно не пыталась укусить, но в ответ на любое движение из-под её губ угрожающе блестели белые клыки, а в широкой груди что-то глухо рокотало, точно внутри пробуждающегося вулкана.
Когда через пять минут в комнату с двух сторон вбежали Джек (с револьвером, через террасу) и Антонио (с большим ножом для дыни, из коридора), злоумышленница лежала навзничь, почти не подавая признаков жизни. Заслышав шаги, она приподняла голову под очередное «г-р-р» Мары и устремила на обоих мужчин взгляд, который Джек в недавнем сне Бэрил обращал на Холмса из Гримпенской трясины.
***
В лодке пахло смолой, йодом, нагретым на солнце деревом. И ещё апельсином, который Бэрил начала было чистить и о котором совсем позабыла, призадумавшись и лаская бархатистую холку разомлевшей Мары. Подставив лицо тёплому бризу, она дышала полной грудью, с каждым вдохом словно стирая воспоминания о мерзком сладковатом запахе, расползавшемся из-под крыльев глиняной совы. Джек, в одной рубашке с закатанными рукавами, сидел напротив, щурясь от слепящих лучей и энергично налегая на вёсла. Час назад он вернулся из полицейского участка, куда его в очередной раз вызвали в качестве эксперта-естествоиспытателя, и предложил поделиться новостями в более приятной обстановке.
— Что же это всё-таки была за отрава? — обеспокоенно спросила Бэрил. — И откуда берётся чувство вины?
— Какая-то местная разновидность дурмана, — с готовностью отозвался Джек, оседлав любимого конька. — Я, может, тебе рассказывал: некоторые растительные яды вызывают угнетение духа и галлюцинации, а в таком состоянии нередко высвобождаются забытые, подавленные чувства и впечатления. По крайней мере, так утверждает профессор из школы фармацевтики Сан-Томас*, которому адвокат Дианы передал результаты моих исследований. Индейцы знают об этом зелье, но нечасто пользуются им: у них, как видно, не в ходу расправа чужими руками… А донья Фернанда благодаря мужу-доктору и увлечению всякими экстрактами каким-то образом набрела на него. Почти как я в своё время на заброшенный рудник, — подмигнул он.
— И как только она незаметно проникала в дом Риверы? — удивилась Бэрил. — И никто даже не догадывался, что по комнатам бродит кто-то посторонний?
— Не забывай, она там выросла. А в придачу, как выяснилось при обыске, сохранила полный комплект ключей. Да и в заросшем парке скрыться от любопытных глаз проще пустяка, тем более когда в доме не стало всевидящей Энрикеты.
— Уж не для того ли донья Фернанда с неё и начала?
— Не исключено, — согласился Джек. — Она ведь, считай, ставила на хозяевах опыты, как на кроликах. Сперва подсыпала порошок в камин, но вскоре топить перестали, когда погода исправилась, поэтому она подмешала его в бутыль с керосином, которым на ночь заправляли лампы. Кое-что из той бутыли, похоже, перепало и тебе… Однако дальше кошмаров дело не шло, и тогда донья Фернанда решила ускорить события. Заранее сделала несколько свечей, пропитав фитили дурманом — это уж я сам установил, — и поколдовала со снотворными порошками. Войдя в кабинет, дон Мигель не заметил спрятанную внутри лампы свечу, но действие её вскоре ощутил. И в таком состоянии, видимо, не придумал ничего лучше, чем добавить в коньяк немного снотворного, чтобы забыться наверняка. Только доза оказалась уже смертельной. Так что, какими бы словами ни прикрывалась достойная сеньора, это было обычное убийство.
— Если бы он не пытался убежать от своей совести, — вздохнула Бэрил, — возможно, и остался бы жив.
— Ну, тут ты немного передёргиваешь. Мы ведь до сих пор не знаем, что на самом деле произошло с Гильермо де Навасо, может, и вправду несчастный случай… Так, похоже, я отвлёкся. Убедившись, что дон Мигель потерял сознание, Фернанда перешла к следующему этапу своего плана: бросилась домой и выложила мужу якобы всю правду. По её словам выходило, что она всего лишь собиралась выжить супругов Ривера из фамильного гнезда, чтобы потом снова его выкупить, но немного перестаралась…
— Что-то мне это напоминает, — Бэрил многозначительно поглядела на мужа.
— А я что говорю? Плагиаторы! — Джек положил вёсла и скорчил укоризненную гримасу, хотя уголки его рта расплывались в улыбке. — Но Альманса поверил. Примчался со всех ног, опередив полицию, поставил на стол сову из библиотеки, а сову из кабинета забрал с собой. Не знаю, насторожило ли его, что бумажка от порошка всего одна, но, сдаётся мне, что-то он всё же заподозрил и именно поэтому уничтожил её, а нам сказал, что их было четыре. И план бы сработал, вот только, пока мы пили кофе, Хасинта обнаружила подмену совы и поделилась своими опасениями с доктором. Он, конечно, запаниковал, а донья Фернанда тут же предложила выход и ночью снова отправилась в своё родовое обиталище. Принесла в спальню Дианы зелёную сову, вызвала Хасинту и…
— Чем дальше, тем хуже, от преступления к преступлению, — Бэрил поёжилась и покрепче обняла мощную шею собаки. — А как ты догадался, что мне грозит опасность?
— Честно говоря, просто повезло. Я не успел даже толком отъехать от дома, как вдруг увидел в зарослях на берегу спрятанный шарабан. Я не большой знаток выездов, но на память пока не жалуюсь и живо вспомнил, что видел эту коляску и этих лошадей лишь накануне у дома Риверы. Правда, я тогда подумал, что Альманса сам пожаловал по наши души, и скорее повернул обратно. Но, конечно, не будь Мары… Никогда бы себе не простил, если бы опоздал!
— Да, если бы не Мара… — согласилась Бэрил. — Выходит, собака Баскервилей опять выступила в защиту справедливости?
— Ей это, по правде, удаётся лучше, чем мне. — Джек снова взялся за вёсла и, забирая левее, направил лодку к отлогому песчаному пляжу. — Что поделаешь, раз даже воспоминания о Девоншире на меня не подействовали — совести у твоего мужа как не было, так и нет!
________
* Бывший факультет расформированного в 1888 году католического университета Сан-Томас.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
|
 |  |
