| Пятница, 15.08.2025, 03:58 | Главная | Регистрация | Вход |
|
|
Цикл "После протянутой руки" - Форум
|
Цикл "После протянутой руки"
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 10:52 | Сообщение # 1 |
 Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| Сейчас в цикл по фильму 1983 года входят два больших рассказа "Голос совести" и "Голос зеркала" и рассказ-приквел "Почти идеальная напраслина".
Коллажи и нейроарты Лоттик и Zoief будут добавляться по мере готовности и адекватности хостинга)
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:08 | Сообщение # 2 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ГОЛОС СОВЕСТИ
Коста-Рика, побережье Карибского моря, 189* год
Бэрил прикрыла за собой калитку и направилась по аллее к дому, ведя лошадь в поводу. Уже близилось время сиесты, и размаривающие лучи тропического солнца заливали сад сплошным золотистым потоком. От них едва спасала даже длинная арка над аллеей, увитая густым зелёным ковром цветущей пассифлоры. Крапчатая кобыла вертела головой, фыркала и тянулась мягкими губами к нежно-сиреневым с кремовой сердцевиной звёздочкам.
Пабло уже дожидался во дворе. Он проворно принял из рук сеньоры повод и заторопился в конюшню, чтобы поскорее устроить заслуженный отдых и крапчатой, и себе, а Бэрил поднялась на террасу и оттуда через гостиную — в будуар на втором этаже. Здесь, на теневой стороне дома, её наконец-то встретила долгожданная прохлада. Сама обстановка комнаты, выполненная в мятно-зелёных тонах, словно освежала и успокаивала уставшие от яркого солнца глаза. Бэрил стянула надоевшие перчатки, бросив их вместе с хлыстиком в ближайшее кресло, сняла широкополую шляпу и машинально смахнула несколько прядок, прилипших к разгорячённому лбу и щекам. Да, в такую жару только им с Джеком и не сидится дома, пусть даже сегодня утром они и разъехались порознь.
Присев на край кушетки, Бэрил протянула руку к колокольчику и лениво подумала, не позвать ли Карминью, и если позвать, то с чего начать: попросить воды с лимоном, переодеться или узнать, не вернулся ли муж. Но так ничего и не решила — не хотелось нарушать это блаженное полудремотное состояние первых минут отдыха после неуёмной скачки. Просто сидела, прикрыв глаза и не думая ни о чём, пока переменившийся ветер не принёс в комнату через открытое окно бодрящий, пряно-солёный запах моря. Словно вспомнив о чём-то и стряхнув с себя дремоту, Бэрил распахнула стеклянную дверь и вышла на балкон. Песчаный берег начинался почти сразу за оградой особняка, окаймлённый полукругом вырезных малахитовых пальм. Волны, прозрачные, зеленовато-голубые, точно жидкий хрусталь, глянцевито искрились под полуденными лучами, ловя их, как играючи ловят зеркалом солнечный зайчик. Бэрил поднесла руку к глазам, и на секунду ей померещились вдали очертания знакомого белого ялика. Но вскоре она поняла, что ошиблась. Похоже, сегодня её любителя природы к обеду ждать не стоит.
Вернувшись в Коста-Рику, Джек с упоением отдался сбору новой коллекции бабочек — кажется, уже третьей по счёту. «Третий раз за всё платит, — улыбался он, прикалывая на расправилку очередной трофей. — Теперь мы честно начнём сначала». Удивительно, но Бэрил была готова согласиться с ним. И не потому, что судьба, сделав круг, привела их обратно в родные края под новыми именами — мистер и миссис Джон Корнелиус. (Фамилию эту, не мудрствуя лукаво, Джек позаимствовал с какой-то вывески на Брук-стрит в Лондоне.) Просто здесь, на их маленькой асьенде, исчезло из её души тягостное чувство неопределённости и притворства, вместе с тенью Хьюго Баскервиля и воспоминаниями о Лоре Лайонс, примирившейся наконец со своим непонятым гением Джеффри. Даром, что ли, после стольких лет они снова начали вместе выезжать на конные прогулки! Верхом на кауром мустанге, в лихо заломленной шляпе набекрень, Джек мчался вдоль кромки прибоя в ореоле брызг, взлетающих из-под копыт, а она догоняла его, нахлёстывая крапчатую кобылу, и хотела только одного — чтобы бело-голубая дорога перед ними никогда не заканчивалась. И позже, когда, распалённый быстрой ездой, он снимал её с седла и опускал на траву, ловила каждое мгновение его ничем не омрачённой улыбки. А вот с лодкой она так толком и не поладила, и в экспедиции на ту сторону лагуны Джек обычно отправлялся в компании верной Мары — бывшая собака Баскервилей просто обожала море…
От солёного ветра захотелось пить, и, вернувшись в комнату, Бэрил позвонила горничной. Карминья исполняла приказания, как всегда, быстро и бесшумно. Несколько глотков ароматной, чуть кисловатой воды, а затем прикосновение прохладного шёлка к коже довершили ощущение полного блаженства.
В ту минуту, когда горничная прикалывала к её волосам свежий цветок магнолии, на пороге будуара возник Антонио. Старый слуга, съевший вместе с Джеком пуд соли, теперь занимал в их доме почётную должность дворецкого и даже, подобно Бэрримору из Баскервиль-холла, с достоинством носил окладистую бороду, разве что не чёрную, а давно уже седую.
— Сеньора, вас хочет видеть донья Диана Ривера. И, мне кажется, — добавил он, понизив голос, — она чем-то очень взволнована.
— Просите, — Бэрил прищёлкнула пальцами в знак согласия; привычка, неуместная в Англии, здесь снова пристала к ней незаметно и прочно. — И прикажите подать фруктов и кофе.
Диана Ривера открыла для новоявленной миссис Корнелиус ещё одну забытую сторону оседлой и законопослушной жизни, заняв рядом с ней место задушевной подруги. Они как-то удивительно быстро нашли общий язык, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте и на то, что небогатый опыт Дианы не шёл ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю Бэрил, ограничиваясь разве что браком с почтенным доном Мигелем Риверой. И всё же, хотя одна по понятным причинам не отличалась откровенностью, а другая — любопытством, тем для разговоров им хватало с избытком. В том, чтобы вот так, запросто, впервые за много лет обсуждать выкройки платьев и обивку для кресел, было что-то на удивление милое и заманчивое, особенно после необходимости взвешивать каждое слово в Девоншире, и потому, возможно, Бэрил так дорожила их неожиданно возникшей дружбой.
Бросив последний удовлетворённый взгляд в зеркало, она спустилась вниз, в малую гостиную с видом на сад. Обставленная в коралловых тонах, эта комната неуловимо напоминала столовую в Меррипит-хаусе; сходство бы ещё усилилось, если бы не светлый лак на мебели и живые цветы, превращавшие её в миниатюрную оранжерею.
Навстречу ей порывисто вскочила с кресла невысокая молодая женщина, очень взволнованная и очень хорошенькая, хотя испанского в ней было едва ли больше, чем в Бэрил английского, — пухлощёкая золотистая блондинка с доверчивыми тёмно-голубыми, как колокольчики, глазами. Вот только сейчас под глазами отчётливо темнели круги, а румянца на щеках, наоборот, точно и не бывало.
— Бэрил, милая, — прошептала она, — я не знаю, что делать. Мне так страшно!
Бэрил в первую секунду даже оторопела. Она, конечно, давно привыкла к тому, что люди, не знавшие в жизни трудностей серьёзнее сломанного зонтика, обожают драматизировать любые мелочи. Далеко ходить не надо — сама Диана могла залиться слезами из-за того же зонтика, а через полчаса, успокоившись, уже посмеяться над досадным происшествием. Но сейчас в её лице и голосе не было ни тени притворства.
— Ну, ну, — Бэрил мягко взяла подругу за руки и усадила рядом с собой на диванчик. — Всё будет хорошо, только расскажи, что случилось, и вместе мы что-нибудь придумаем.
Слова утешения звучали почти по-мужски сухо, во всяком случае, совсем не походили на многословные причитания, которыми разражались в подобных обстоятельствах её приятельницы из далёкой юности. Так говорил Джек в их первые трудные годы, и именно такой поддержки ей особенно остро не хватало в Девоншире.
— Я ничего не понимаю… — по плечам Дианы пробежала дрожь, — но я… я больше не могу оставаться в нашем доме!
Её пальцы, неестественно горячие, отчаянно сомкнулись на запястье Бэрил.
В комнату заглянул Антонио, но присущая ему с рождения осторожность, со стороны успешно сходившая за деликатность, удержала его от намерения обратить на себя внимание. Он лишь поставил на столик у двери поднос и бесшумно удалился.
А в памяти Бэрил явственно возникли неожиданно жёсткие руки Джека и трухлявая подпорка за спиной. Да, это было частью их плана, единственной возможностью вырваться для обоих, когда охота за наследством зашла слишком далеко, — и всё же на одно мгновенье она похолодела от его прикосновения. Ещё мгновенье — и грань была бы пройдена. Тогда Джек не то что вовремя опомнился, скорее просто не успел осознать. Но Бэрил теперь точно знала: такое может случиться с любым мужчиной. Даже с неповоротливым добряком вроде дона Мигеля.
— Я боюсь, — продолжала Диана, не разжимая пальцев. — Наш дом… он словно перестал быть домом. Там творится — я толком не могу сказать, что именно, сама не понимаю. Но всё началось с Энрикеты… да, с неё.
— Вашей домоправительницы? — переспросила Бэрил. — Она ведь, кажется, недавно сломала ногу?
— Да, но мы никому не говорили, как это с ней случилось. Мигель не хотел, чтобы поползли слухи. Мы и сами, когда увидели её в тот вечер на балконе… Понимаешь, она была совершенно не в себе! Рыдала, задыхалась, кричала, что не вынесет угрызений, а потом… потом…
Её голос прервался. Бэрил, обведя взглядом комнату, заметила поднос и сунула в руки подруге чашку с горячим кофе. Диана сделала глоток и с судорожным не то всхлипом, не то выдохом закончила:
— А потом она прыгнула вниз.
— Боже правый, — Бэрил машинально перекрестилась. — Ты хочешь сказать, она по своей воле?..
— Я бы тоже так подумала, но только не про Энрикету, — Диана помотала головой. — Она всегда была… знаешь, из тех людей, которые искренне думают, что они во всём поступают правильно и иначе просто невозможно. Я сама не решалась ей лишний раз возразить. И тут вдруг такое… Но самое ужасное: когда Энрикета очнулась, она ничего не помнила!
— А что говорит доктор Альманса? — опять же механически уточнила Бэрил. Она-то слишком хорошо знала: увещевания людей науки порой бесполезны, если в душе уже поселился необъяснимый страх.
— Что-то про помутнение рассудка… Но мне показалось, он сам себе не очень-то верил. Слишком странное было у него лицо в ту минуту, как будто… — Диана замялась, подбирая слова, — как будто он вовсе не удивился. Тебе, может, известно — наш дом ведь раньше принадлежал ему.
— Я слышала что-то такое, — припомнила Бэрил.
— Печальная история. Это ведь было до вашего приезда? Верно, три года назад. — Воспоминания, казалось, увлекли и немного успокоили Диану: всё-таки грош цена сеньоре, которая не может поделиться семейными тайнами всех нынешних и бывших соседей на пять миль вокруг. — Доктор тогда попал в ужасно неприятную историю — скандал, конечно, удалось замять, но дела его сильно пошатнулись. Мигель пошёл ему навстречу, предложив за дом очень приличную цену. Больше ведь никто не помог!
Бэрил рассеянно кивнула. Диане незачем знать, что упоминание о скандалах и деньгах для неё самой не пустой звук. Им с Джеком в своё время рассчитывать было не на кого. Хотя неизвестно ещё, принял бы помощь её баскервильский гордец, моливший о спасении всего однажды — по горло в болоте в ту страшную октябрьскую ночь…
— Да, доктор больше ничего не сказал, — продолжала Диана, — но дальше стало только хуже. Дня через два я поехала в город за покупками, вернулась поздно и сразу заметила, как пусто и тихо в доме. Я вошла в гостиную — там стоял полумрак, огонь в камине едва тлел… И вдруг, ты понимаешь, меня охватило такое странное чувство, как будто я своими руками совершила что-то необратимое и очень скверное. Откуда оно взялось — ума не приложу, ведь я приехала в чудесном настроении, мне наконец-то удалось раздобыть тот изумительный японский шёлк на платье, а тут… И тогда я услышала, как кто-то стонет во сне. Это был Мигель — он сидел в кресле у камина, так крепко стиснув подлокотник, что пальцы у него совсем побелели. Он что-то повторял сквозь сон, сначала неразборчиво, но потом я различила слова: «Гильермо! Поверни коня, Гильермо!»
— А может, ему просто приснился кошмар?
— Я тоже так подумала. Схватила его за плечо и принялась трясти изо всех сил. Мигель очнулся и взглянул на меня — ох, Бэрил, я, наверное, нескоро забуду его взгляд! В жизни не видела большего отчаяния… как будто у него на глазах кто-то погиб.
— Вероятно, тот самый Гильермо, — пробормотала Бэрил.
— Да, но у меня не хватило духу расспрашивать мужа. Он, конечно, убеждал меня, что и вправду видел дурной сон, но я уверена, дело в чём-то другом. В тот вечер Мигель не ужинал и спать тоже не ложился — заперся в своём кабинете и просидел там всю ночь, а наутро вышел совершенно бледный и разбитый. А из погребца исчезла бутылка рома.
— Мужчины часто так лечатся от тяжёлых воспоминаний, — сочувственно вздохнула Бэрил.
— Право, лучше бы Мигель пил, — на глаза Дианы навернулись слёзы. — Это хотя бы по-человечески понятно. Но то, что у нас творится… Вот уже пятую ночь то я сама просыпаюсь от кошмаров, то меня будят его стоны! Мигель всё зовёт какого-то неведомого Гильермо, мечется во сне, а наутро едва держится на ногах. Доктор Альманса выписал ему снотворные порошки, только они совсем не помогают. Я даже предложила было ночевать в разных комнатах — но что подумают слуги?
— А кстати, слуги что-нибудь замечают?
— Нет, кроме Энрикеты, никто не пострадал. Наша горничная Хасинта, правда, последнее время выглядит подавленной, но у неё, по крайней мере, есть причина — поругалась со своим кавалером. Боюсь, наш дом нас всех скоро сведёт с ума, — Диана поставила пустую чашку на поднос с горьким, прерывистым вздохом. — Неужели ничего нельзя сделать?
А что, в самом деле, можно сделать? Это только в записках доктора Ватсона люди обращаются к Шерлоку Холмсу и всё снова становится просто и понятно, как раньше, особенно после подробных объяснений на последней странице. Странно, что мысль о Холмсе вообще пришла в голову ей — жене человека, которому сыщик с Бейкер-стрит уже дважды помог избежать смерти, сначала в трясине, потом на эшафоте. И уж куда ей самой равняться с гением дедуктивного метода! Увы, раз ни Шерлока Холмса, ни доктора Ватсона в Коста-Рике нет и не предвидится… придётся Диане положиться на их случайную знакомую. Правда, хорошо бы с Джеком посоветоваться для начала. И куда он запропастился?..
— Если мы что-то и можем узнать, — Бэрил встала, — то только у вас дома. Подожди меня, я сейчас соберусь.
— Сейчас? Сиеста же…
— А ты думаешь, я после твоего рассказа хоть глаз сомкну? Нет уж, поехали!
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:09 | Сообщение # 3 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Вилла супругов Ривера была выстроена на склоне пологого холма, в отдалении от побережья. Вокруг неё раскинулся обширный парк, живописный, но безнадёжно запущенный. Высокие тёмные деревья тянули густые ветви к самым окнам, словно стремились пробраться внутрь, и, несмотря на заметные усилия хозяйки создать уют, придавали дому угрюмый и нежилой вид, невольно вызывая в памяти заколдованный замок Спящей красавицы. Возможно, прежние владельцы сознательно добивались такого эффекта — донья Мария Фернанда, жена доктора Альмансы, страстно увлекалась готическими романами. О вкусах не спорят, но Бэрил всякий раз входила в ворота виллы с мыслью, что ни за какие деньги не согласилась бы здесь поселиться. Мрака и ужасов ей ещё в прежней жизни хватило за глаза.
— Хасинта! — нетерпеливо окликнула Диана, распахивая дверь гостиной. — Силы небесные, ну где эта девчонка?.. Опять, наверное, растравляет свои сердечные раны!
— Надеюсь, мы и без неё справимся, — отмахнулась Бэрил. Она, по правде говоря, совершенно не представляла, как и где нужно искать разгадку странных перемен в доме подруги, но в любом случае предпочла бы обойтись без посторонних глаз. — Ты ведь сказала, что в первый раз это случилось с доном Мигелем здесь, в гостиной?
— Да-да, — подтвердила Диана. — Ужасный день был, ещё ведь и погода стояла отвратительная, если б не повезло с японским шёлком…
Ну конечно, припомнила Бэрил, тогда три дня подряд с моря дул холодный ветер, и они с Джеком волей-неволей отложили давно задуманную поездку на коралловый риф. Виллу Риверы и ближайший город непогода, конечно, зацепила меньше, но камин наверняка пришлось разжечь…
Мысль о камине напомнила ей что-то из недавнего английского прошлого, но что именно — понять она так и не успела, потому что из коридора донёсся быстрый топот ног, и на пороге появилась запыхавшаяся горничная-метиска с печальными, немного раскосыми глазами.
— Вы звали, сеньора?
— Тебя только за смертью посылать, — недовольно фыркнула Диана. — Сеньор у себя?
— Да… то есть нет. Он закрылся в кабинете и просил его не беспокоить до ужина.
— Вот ведь!.. — Диана с огорчённым лицом повернулась к Бэрил. — Ни поговорить с ним, ни кабинет осмотреть… — Она вдруг осеклась и прикрыла рот ладонью. — Пресвятая дева Мария! Какая же я эгоистка! Вдруг он… вдруг ему опять плохо?
Она подхватила шлейф платья и, оттолкнув Хасинту, бросилась в холл. Бэрил поспешила следом, гадая про себя, удастся ли ей хоть немного подумать или так и придётся бегать туда-сюда.
На площадку лестницы второго этажа выходили две комнаты — библиотека и собственно кабинет дона Мигеля. Взбежав наверх, Диана торопливо постучала в дверь. Изнутри не донеслось ни звука.
— Мигель, открой! — взволнованно окликнула она. — Мигель, это я, Диана! Ты там? С тобой всё хорошо?
За дверью по-прежнему стояла тревожная тишина.
— Пусти, — коротко сказала Бэрил. За годы их с Джеком совместных авантюр она, конечно, не то чтобы покатилась по наклонной, но кое-чему всё же успела научиться. Приникнув к замочной скважине, она первым делом убедилась, что ключа с той стороны нет. Сквозь щели слабо тянуло чем-то незнакомым, душноватым и сладковатым. Запах Бэрил сразу не понравился, но, по крайней мере, на газ было не похоже.
— Там щеколда или крючок? — уточнила она, подёргав дверную ручку.
— Крючок, — всхлипнула Диана. — Да что же это такое делается, господи?
С крючками Бэрил, к счастью, благополучно управлялась ещё до знакомства с Джеком. Достаточно было иметь при себе длинную шпильку. Третья или четвёртая попытка увенчалась успехом: крючок, подпрыгнув, высвободился из петли, и дверь со скрипом приоткрылась.
Хозяин кабинета полулежал в большом кресле возле стола, повёрнутом к окну. Он выглядел именно так, как и полагается выглядеть достопочтенному сеньору, воздающему должное сиесте: расслабленная поза, склонённая на грудь голова с закрытыми глазами, на коленях — развёрнутая газета. И обстановка в комнате была привычной и непринуждённой: пепельница с окурком сигары, погасшая глиняная лампа индейской работы, над которой ещё вился бледный дымок, чашка из-под кофе и фужер с остатками коньяка. Точно так же отдыхал бы Джек, разве что место «Биржевых ведомостей» занимал бы какой-нибудь научный журнал…
То, что газета называется «Биржевые ведомости», Бэрил успела заметить, когда случайно задела её краем юбки и смахнула на пол. Дон Мигель не шелохнулся. Она машинально дотронулась до его плеча — и тут же, похолодев, отпрянула, когда обмякшее тело грузно завалилось на подлокотник кресла и голова свесилась лицом вниз.
Почему-то Бэрил не закричала. Она приглушённо, как сквозь толщу воды, слышала истошные рыдания Дианы и сдавленный вскрик Хасинты, но сама молчала, не в силах отвести взгляда от оказавшейся прямо перед её глазами бледной залысины на макушке мертвеца. Должно быть, уже всё выплакала и выкрикнула туманной ночью в сердце Гримпенской трясины. Когда же она заговорила, то не узнала собственного голоса — он был сухим, как зачерствевший хлеб, и точно так же царапал горло:
— Надо позвать полицию. И доктора Альмансу, наверное.
Сладковато-затхлый запах плыл по кабинету, постепенно развеиваясь. Так могли бы пахнуть вянущие цветы, брошенные в камин. Или завалявшиеся в сухарнице крошки сдобного печенья. Смерть пахнет иначе — Бэрил это хорошо знала. Порохом и потом, надорванным на бегу дыханием, лопающимися пузырями на тинистой поверхности болота. И всё же в воздухе стояло ощущение чего-то гнетущего и необратимого. С усилием оторвав взгляд от мёртвого тела, она обернулась к Диане — та сползла на пол по дверному косяку и рыдала взахлёб.
— Пойдём вниз, — тем же пересохшим голосом пробормотала Бэрил и опять, словно со стороны, удивилась собственному хладнокровию. — Тебе надо что-нибудь выпить.
***
Джек примчался, когда в доме уже хозяйничала полиция. Бросив поводья на седло каурого, он вихрем влетел с террасы в гостиную — раскрасневшийся, с растрёпанными кудрями, в сбитой на затылок соломенной шляпе. От него пахло морской солью, эфиром и бананами, но, уткнувшись в его грудь, Бэрил подумала, что в жизни не вдыхала более дивной смеси.
Диана лежала на кушетке, тихо всхлипывая. Так и не решившись взять коньяк из кабинета покойного дона Мигеля, Бэрил как смогла привела подругу в чувство каплями, найденными в её ночном столике.
— Откуда ты узнал, где меня искать?
— Ну, Пабло сразу предупредил, что ты сюда поехала. — Джек улыбался, и только руки, обнимавшие её за плечи крепче обычного, выдавали его волнение. — Я поначалу и подумал, что у вас намечается какая-нибудь масштабная операция по спасению любимого вечернего платья, и сел себе спокойно замаривать бабочек. А потом вдруг прямо под окно прискакал слуга и рассказал, что стряслось. Точнее, проорал дурниной, так что я понял только одно: тебя там бросать нельзя. И вот я приехал, — он снова ободряюще улыбнулся. — Ничего, пробарахтаемся. Меня больше не тянет состязаться в уме и сообразительности со стражами порядка.
— Спасибо и на этом, — вздохнула Бэрил, прижимаясь к мужу. Она слишком хорошо знала, какая неподдельная тревога может скрываться за его напускной иронией.
В гостиную широкими шагами вошёл доктор Мариано Альманса, нестарый ещё мужчина, но с совершенно белыми висками. Было в нём что-то от конкистадоров со старинных гравюр — высокий, прямой, с орлиным профилем и твёрдым подбородком, — однако усталые глубокие глаза и горестные складки над густыми бровями выдавали человека, озабоченного куда более серьёзными вопросами, нежели поиски легендарных сокровищ майя.
— Хорошо, что вы здесь, сеньор Корнелиус, — доктор протянул для пожатия узкую аристократическую руку с длинными чуткими пальцами. — Я не рискнул бы сообщать правду вдове в её нынешнем состоянии, а с вами, как с другом семьи, могу говорить без обиняков. Дело в том, — он понизил голос, — что сеньор Ривера отравился снотворными порошками.
— Печально, — сдержанно кивнул Джек. — Но как это могло произойти? Не рассчитал дозу?
— Как раз наоборот, — голос доктора стал ещё тише. — Доза была прекрасно рассчитана. К тому же он запил её полным бокалом коньяка.
— Вы хотите сказать?..
— Боюсь, что да. Он выглядел угнетённым и жаловался на бессонницу, но, увы, я вовремя не распознал эти опасные предпосылки.
— Гильермо, — пробормотала про себя Бэрил. — Поверни коня, Гильермо.
В тёмных глазах Альмансы промелькнуло нескрываемое изумление, но быстрые шаги из глубины коридора заставили всех обернуться к дверям. На пороге гостиной показался начальник полиции сеньор Чинчилья. Фамилия удивительно подходила ему: длинноусый, приземистый, с маленькими руками и суетливой походкой, он и вправду неуловимо напоминал пушистого андского зверька. Людям, искушённым в зоологии (да тому же Джеку), непросто было сдержать улыбку при встрече с ним, но подобное легкомыслие стоило свободы многим преступникам, не сумевшим за комичной внешностью разглядеть поистине бульдожьей хватки.
— Странное дело, — провозгласил он, едва удостоив собравшихся кивком, — в высшей степени странное. Согласен с вами, доктор: версию о несчастном случае можно отмести сразу. Никто в здравом уме не будет запивать снотворное коньяком.
— Я потому и предположил… — начал Альманса, но Чинчилья перебил его:
— И всё же, доктор, ваша гипотеза имеет существенный недостаток. Как правило, самоубийцы… — доктор протестующее затряс головой, показывая на Диану, однако начальник полиции не обратил на него внимания и продолжал: — … самоубийцы не заботятся о том, чтобы оставить после себя идеальный порядок. Где, в таком случае, бумажки от порошков? И самое главное, кстати: мы так и не нашли предсмертной записки. Сеньора… э-э… Корнелиус, — обратился он к Бэрил, — постарайтесь вспомнить: не видели ли вы какой-нибудь записки в кабинете покойного?
— Нет, никакой. Только газету у него на коленях. Я задела её и уронила на пол.
— Тем более! — Чинчилья крутанулся на каблуках с видом триумфатора. — Разве самоубийца будет листать биржевые сводки, дожидаясь, пока подействует яд? Нет, господа, это было убийство, и я уверяю вас, что в скором времени выведу злоумышленника на чистую воду!
***
— Вот спасибо, сеньор Корнелиус, — доктор Альманса, устроившись в кресле у двери, не без любопытства наблюдал за Джеком, разливавшим по чашкам содержимое дымящегося медного кофейника. Аромат, наполнивший комнату, был поистине божественным. — Позвольте узнать, где вы научились так варить кофе?
— Ну где же ещё? — Джек и бровью не повёл. — В здешних благословенных краях, разумеется.
После того как начальник полиции, побеседовав с Дианой и так и не узнав ничего нового, забрал с собой улики и покинул место преступления, доктор проводил несчастную вдову наверх и ввёл ей успокоительное, но уезжать не собирался. Напротив, ему явно хотелось переговорить с супругами наедине, и он предложил выпить по чашке кофе. Однако в доме, где хозяин только что умер, хозяйку накачали лекарствами, а экономка и вовсе лежала со сломанной ногой на попечении родни, обстановка напоминала подожжённый муравейник, и, отчаявшись добиться толку от слуг, Джек плюнул и отправился на кухню сам. Когда Бэрил убедилась, что её подруга крепко спит, и спустилась вниз, его фирменный эликсир был уже готов.
— Великолепно, — доктор осторожно поднёс к губам горячую чашку и отпил глоток. — Собственно, я хотел побеседовать с вами, сеньора. Вы упомянули имя Гильермо. Не знаю, откуда оно стало вам известно, но эта история может иметь прямое отношение…
— Понятия не имею, что за история, — Бэрил отрицательно покачала головой. — О Гильермо я услышала только сегодня, от Дианы. Кажется, покойный дон Мигель последнее время часто повторял его имя во сне.
— Вот оно как, — медленно проговорил Альманса, откинувшись на спинку кресла. — Значит, я был прав. Приговор всё-таки свершился. Да, в этом доме с нечистой совестью долго не проживёшь.
— Вы хотите сказать, — голубые глаза Джека недоверчиво сощурились, — что здесь произошло нечто, хм, сверхъестественное?
— Кое-кто именно так и считает, — задумчиво подтвердил доктор. — Но я имел в виду другое. Сомнений быть не может: дон Мигель действительно сам оборвал свою жизнь.
— Но записка…
— Дослушайте до конца, сеньор Корнелиус, и, возможно, вы сами поймёте. Имя Гильермо для меня не пустой звук. Дело в том, что Гильермо де Навасо был двоюродным братом моей жены, Марии Фернанды. И нашим с Мигелем общим другом.
— Был? — Бэрил тихо охнула. — Что же с ним случилось?
— Это давняя и трагическая история. Когда-то мы втроём добивались благосклонности одной и той же девушки. Надеюсь, вы простите, что я не назову её имени, тем более в случившемся нет её вины… Она выбрала Гильермо, самого молодого и красивого из нас. Я должен был догадаться, что Мигеля грызла зависть. За месяц до свадьбы они вдвоём поехали на охоту в горы, и Гильермо сорвался в пропасть вместе с конём.
Повисло молчание. Слышно было, как за окном слабый ветерок колышет ветви старых магнолий.
— Никто не сомневался, что произошёл несчастный случай, — бесцветным голосом продолжал доктор. — Мигель всячески пытался выразить свою поддержку и семье Гильермо, и его невесте. Одно время мы даже думали, что девушка ответит ему взаимностью, но она уехала, навсегда. И после её отъезда у меня впервые зашевелились смутные подозрения. Что, если Мигель завлёк Гильермо на тот опасный обрыв и дал ему погибнуть? Долгие годы я гнал эти мысли из головы, корил себя за несправедливость к другу… и всё же, выходит, не ошибся. У старых грехов длинные тени.
Бэрил замерла у окна с недопитой чашкой в руках. Рассказ доктора воскресил в её памяти собственное не такое уж давнее прошлое. Горячие руки сэра Генри смыкаются на её талии. Джек, задрав голову, стоит у подножия косогора, его выразительное лицо искажено удивлением и гневом. Видение меняется, и вот уже чёрная тень срывается в туман по следам одинокого всадника…
Голос мужа, звонкий и деловитый, развеял тревожные воспоминания:
— И всё же записка…
— Действительно была, — с какой-то равнодушной покорностью подтвердил Альманса. — Вы помните, я прибыл раньше полиции и первым осмотрел тело? Так вот, я нашёл внутри глиняной лампы целых четыре обёртки от порошков. Они обуглились по краям, но ещё не сгорели. И на одной из них я прочитал написанное нетвёрдой рукой имя Гильермо.
— Что же вы сделали? — взволнованно прервала Бэрил.
— Мне всё стало ясно в одно мгновение. В том числе и то, что никто не должен знать истинную причину случившегося. Подумайте сами: самоубийство почтенного землевладельца, тем более из-за преступления, которое он совершил в молодости, — какой позор для вдовы! Я понимал, что выдать его смерть за несчастный случай уже не удастся, Чинчилья и его люди не настолько глупы. Но хотя бы, по крайней мере, попытался скрыть неприглядную правду. Каюсь, я сжёг все обёртки, потому что глупо было бы уничтожить одну и оставить другие, точно такие же. Вы подруга доньи Дианы, сеньора, так что я рассчитываю на вашу деликатность.
— А запах? — вдруг вспомнила Бэрил. — Такой затхлый, сладковатый, который стоял в комнате? От ваших бумажек?
— Запах? — переспросил Альманса с некоторым беспокойством. — Да-да, должно быть, остатки порошка попали в огонь… Надеюсь, вы не упоминали о нём при Чинчилье — хотя что я, мы ведь всё время были вместе. Ну что ж, я постараюсь приложить все усилия, чтобы избежать лишних волнений. Но, думаю, вы понимаете, что мой рассказ должен остаться между нами троими.
— Слово джентльмена, — заверил Джек, вставая с кресла. — Поехали домой, милая…
— Мне, наверное, стоит остаться, — возразила Бэрил, — кому-то же нужно побыть с Дианой, хотя бы первое время.
— Я как раз хотел вас попросить, — поддержал её доктор. — Моя жена могла бы помочь, будь она дома, но она ещё с утра отправилась к родне в Сан-Хосе.
— Мне всё-таки не по себе, — вполголоса заметил Джек, обнимая Бэрил. — Дом, карающий жильцов за старые грехи, — это как-то чересчур даже по баскервильским меркам. Может, я привезу вам Мару на ночь?
— Не стоит, — она натянуто улыбнулась. — Иначе мне точно не избежать неприятного разговора с сеньором начальником полиции.
***
— Я не могу понять, — Диана, глотая слёзы, поднесла ко рту стакан с каплями. — Зачем он это сделал? Сначала Энрикета, теперь Мигель… Неужели наш дом… заставляет нас умирать?
— Глупые суеверия, — вздохнула Бэрил. — Не думай о них. Главное, помни: твоей вины тут нет. И постарайся заснуть. Нам всем завтра понадобятся силы.
Слова утешения звучали до тошноты избито, но ничего другого в голову не приходило. Впору пожалеть, что она не Мара. Собакам как-то удаётся утешать без слов, и получается у них не в пример лучше, чем у людей.
Диана откинулась на подушки, опухшие от слёз веки устало сомкнулись. Бэрил поправила подруге одеяло, присев на край кровати, положила ей руку на лоб — после долгого плача он казался горячим, как в лихорадке, — и тихо, почти бездумно запела. В голове сами собой всплыли полузабытые строки из детства: «Умолкли волны, улёгся ветер…»*. Песня казалась такой же банальной, как и недавние слова утешения, но простая мелодия действительно успокаивала, укачивала, как на волнах. На абажуре погасшей лампы дремала, сложив крылышки, большая ночная бабочка. Бэрил не сразу, но заметила её и улыбнулась. Вот и весточка от Джека, можно сказать. Теперь не так страшно засыпать даже в доме, который не прощает грехов своим хозяевам.
За дверью обнаружилась Хасинта с лампой в руке. Неверный отсвет пляшущего огонька, отражаясь в её чёрных блестящих глазах, словно наполнял их взгляд тревогой, если не сказать — страхом.
— Сеньора, — робко прошептала она, — так это правда, что призраки и погубили нашего бедного хозяина?
— Выдумки, — Бэрил подавила зевок; накатившая усталость не располагала к разговорам. — Посвети мне, я хочу поскорее лечь спать.
Горничная не двинулась с места.
— Здесь в самом деле нечисто, сеньора, — её голос дрожал, но в нём звучала та неспокойная уверенность, с которой в Девоншире, должно быть, до сих пор поминали собаку Баскервилей. — Энрикета говорила, что ещё при прежних хозяевах всякое случалось. Будто бы вещи по своей воле переходили из комнаты в комнату. Не все, конечно, только очень старые. Я сначала не верила, а теперь боюсь.
— Чего же ты боишься? — Бэрил через силу улыбнулась, скрывая раздражение: не хватало ещё душеспасительных бесед с суеверной девчонкой! — Твоя постель за ночь никуда не уйдёт, и моя, надеюсь, тоже. Ложись спать, на завтра и так забот хватает.
— Не постель, сеньора. Сова. Их всегда было две: та, что с жёлтыми глазами, стояла у сеньора Риверы в кабинете, а другая, с зелёными, — в библиотеке на маленьком столике.
— А-а, глиняные лампы, — догадалась Бэрил. — Ну, их-то перенести проще простого.
— Нет, сеньора. Их никто никогда не переносил и даже не зажигал. Это индейская работа — говорят, будто в них могут жить духи. А сегодня, когда хозяина увезли, я заглянула в кабинет — хотела прибрать, Энрикета ведь шкуру с меня спустит, когда вернётся, — и там стояла другая сова, с зелёными глазами!
Бэрил в недоумении покачала головой:
— Может, тебе всё-таки показалось?
— Не показалось, сеньора, это очень серьёзно. Я посмотрела в библиотеке — жёлтая сова исчезла! Тогда я спросила сеньора Альмансу, пока он не уехал, и он тоже мне не поверил, но голос у него дрогнул, я слышала. Он ведь жил в этом доме и знает, что тут раньше случалось. Говорю вам, сеньора, хозяева потревожили злых духов, и добром дело не кончится. Если вы меня отпустите, я завтра пойду в индейский посёлок, к старому знахарю Олопопо**: ему подчиняются все совы — недаром же его так и зовут…
— Напомни мне завтра. — Бэрил досадливо вздохнула и, забрав у Хасинты лампу, направилась в приготовленную для неё спальню. Где-то позади раздался слабый скрип и шорох, будто в одной из комнат отворили дверцу шкафа и что-то из него достали. «Глиняные совы гуляют по дому, — вяло подумала она. — Хотя нет, совы летают бесшумно, может, Гильермо на коне?» Бэрил остановилась и резко встряхнула головой. Похоже, она уже засыпала на ходу.
________
* Португальская народная песня.
** Местное название крупной совы, обитающей в Коста-Рике.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:12 | Сообщение # 4 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Среди ночи она вдруг ощутила рядом чьё-то присутствие. Не успела толком ничего осознать, даже не проснулась, однако смутные видения, роившиеся в измученной голове, постепенно становились всё чётче и ярче, пока не сложились в зримую, осязаемую до жути картину.
Она снова бежала по болотным кочкам, сжимая руку доктора Ватсона, и ничего не слышала, кроме его затруднённого дыхания и стука собственного сердца в ушах. Впереди сквозь белую волокнистую пелену виднелась высокая худая фигура Шерлока Холмса, а ещё дальше, где туман становился уже вовсе непроглядным, бежал тот, кого преследовали сыщики и к кому любой ценой должна была успеть она сама. Не затем, чтобы до конца доиграть перед Холмсом роль жены, восставшей против мужа-преступника, — какое-то внутреннее чутьё гнало её вперёд, пока не случилось необратимой беды.
Но беда не стала её дожидаться. Где-то впереди послышался звук, который Бэрил боялась услышать всякий раз, оказавшись на болоте, — чавкающий всплеск, сменившийся отчаянным воплем ужаса. Она не могла разобрать слов, до неё доносились лишь захлёбывающийся до надрыва крик Джека и хриплый от напряжения, но твёрдый голос Холмса. «Силы небесные!» — выдохнул Ватсон, остановившись на миг в растерянности, и она, опомнившись первой, потащила его вперёд.
Холмс распластался на узком языке твёрдой земли, покрытом жухлой травой, и, тяжело дыша, тянул к себе Джека, судорожно обхватившего его запястье. Болото почти поглотило его: над поверхностью виднелись лишь голова и правая рука. В тот миг, когда Бэрил смогла разглядеть их в мутной дымке, уставшие пальцы Джека разжались и соскользнули. Трясина жадно потянула его вниз, смыкаясь над плечами.
Крик острым осколком застрял в горле Бэрил, ноги точно приросли к мокрой земле. Не в силах пошевелиться, она смотрела перед собой и ничего не видела — лишь белое от ужаса лицо в зернистой буро-чёрной грязи, перекошенный в отчаянном крике рот и распахнутые, умоляющие глаза. Рука, судорожно тянувшаяся из торфяного месива навстречу последней искре надежды, беспомощно сжалась, поймав лишь воздух.
— Нет! Боже мой, помогите! Не хочу!..
Оцепеневший Холмс замер на краю топи. Бэрил на мгновение ощутила его потрясённый взгляд, но уже знала: глаза Джека обращены не к нему, а к ней. Последний безнадёжный рывок, хриплое: «Не-ет!» — и трясина чавкнула, заглушив его крик. Несколько секунд в тумане ещё виднелась рука, словно поднятая в прощальном жесте, но и она вскоре скрылась в бездне.
— Не-е-ет! — Бэрил вскинулась и села на постели, обливаясь ледяным потом. Кровь бешено пульсировала в висках, и она никак не могла понять, чей голос отдаётся в ушах — Джека или её собственный. В воздухе пахло чем-то затхлым и сладковатым, неуловимо напоминавшим о болотах. Болота… Джек остался там, захлёбываясь в илистой зловонной жиже, а она — здесь? Она его не спасла?!
Бэрил стиснула кулаки и резко выдохнула, чувствуя, как где-то глубоко внутри поднимается яростный, горячий протест. Её Джек не погиб, не мог погибнуть! Откуда эти мысли? Ведь она твёрдо знает: на самом деле всё сложилось иначе!
… В тот миг, когда уставшие пальцы Джека разжались и соскользнули, время вокруг Бэрил словно замедлилось. Холмс замер на коленях у края трясины, Ватсон не выпускал её руки; в другой у него была трость. Господи, как она раньше не заметила?!
— Дайте сюда! — Бэрил (откуда только силы взялись!) выдернула у доктора палку и, одним прыжком оказавшись возле Холмса, растянулась рядом с ним на сырой, вмятой в торфяную кашу траве. Она была на целую голову ниже долговязого сыщика, но трость всё же оказалась длиннее его руки и позволила выиграть те несколько роковых дюймов, которые Холмс преодолел бы лишь ценой собственной жизни. Джек рванулся из липкой хватки болота, выплёвывая грязь, и успел разглядеть блеснувший в жиже медный наконечник. Замёрзшие, скользкие от тины пальцы намертво сомкнулись на полированном дереве.
— Что стоите?! — заорала Бэрил по-испански, и поразительно, но мужчины её поняли. Холмс, откатившись в сторону, поймал свободную руку Джека, а Ватсон сзади крепко обхватил её за талию. Болото отпускало медленно, неохотно — будь Бэрил одна, возможно, и не выстояла бы в единоборстве с ним. От напряжения спирало дыхание, перед глазами плыли красные круги. А потом на их месте вдруг возникла пара помутневших от страха и усталости светло-голубых глаз, словно не верящих, что они ещё могут видеть. Небо, траву, Холмса, её…
… Воспоминание живо и ярко пронеслось в памяти Бэрил, и наваждение сгинуло. Преодолевая нахлынувшую слабость, она встала с кровати и распахнула окно. Ночной ветерок освежил горящее лицо, унял давящую боль в висках и развеял душный запах. Сон, всего лишь сон. Просто беда в семье подруги напомнила ей о том, чего чудом избежала она сама.
Где-то за стеной хлопнула дверь, а затем по дому пронёсся долгий, испуганный крик. Это был уже не сон — голос принадлежал Диане.
Забыв о шали и ночных туфельках, Бэрил в одной рубашке выскочила из комнаты и зашлёпала босиком по коридору. Дверь в спальню Дианы была распахнута, на ночном столике слабо мерцала лампа. Молодая вдова застыла у окна, судорожно вцепившись руками в подоконник.
— Святая дева! — Бэрил бросилась к подруге и обхватила её за плечи. — Что с тобой? Успокойся… отойди!
Диана повернула голову. В её расширенных потемневших глазах стоял ужас.
— Это я… — хрипло прошептала она и вдруг рухнула на колени возле кровати, задыхаясь от слёз. — Я во всём виновата! Я погубила их… и её тоже… она там, там…
Конец фразы потонул в неразборчивых рыданиях. Бэрил подошла к окну, глянула вниз и с криком отшатнулась. Внизу, на вымощенной гравием дорожке, распласталось изломанное тело в светлом ситцевом платье — тело горничной Хасинты.
В ноздри ударило затхло-приторным — гораздо сильнее, чем недавно в её комнате. Бэрил обвела взглядом комнату и обмерла: вместо лампы с абажуром на столике стояла глиняная сова, устремив на неё злые немигающие зелёные глаза.
***
Доктор Альманса спустился вслед за Джеком и Бэрил с крыльца полицейского участка и достал портсигар.
— Вот уж чего не ожидал, господа, — вздохнул он, однако что-то в его взгляде вызывало в памяти недавние слова Дианы: «Как будто он не удивился». — Насколько же всё оказалось банально… Молоденькая жена и нелюбимый богатый муж, к тому же начавший прикладываться к бутылке. Нечего сказать, ловко она сыграла на нашей жалости. А я-то! — Доктор с досадой выплюнул откушенный кончик сигары. — Не знаю даже, стоит ли говорить Чинчилье о моём глупом благородстве… Сделанного всё равно не воротишь. Хотите сигару?
— Нет, извините, я предпочитаю трубку, — покачал головой Джек.— Да уж… использовать суеверия в корыстных целях — это скорее в английском духе, но ход беспроигрышный. Я только не пойму, чем ей помешала несчастная горничная.
— Возможно, она догадалась о чём-то, что уличало убийцу, — предположил Альманса, задумчиво раскуривая сигару. — Слуги ведь многое замечают, а хозяева не всегда замечают их самих… Уверен, если бы Чинчилья взялся как следует допросить всех домочадцев, мы бы узнали, что именно произошло в доме до отъезда доньи Дианы. А она, конечно, не собиралась этого дожидаться. Прикинулась больной и измученной, вызвала Хасинту среди ночи, оглушила, судя по ссадине на затылке, и вытолкнула в окно. Во всяком случае, — уточнил он, — именно так считает полиция.
— А я всё равно отказываюсь верить, — возразила Бэрил, рассеянно и хмуро обводя взглядом деревья на той стороне улицы.
— Право, сеньора Корнелиус, — отечески улыбнулся Альманса, — не вините себя, что ваша подруга оказалась такой расчётливой притворщицей. Все мы порой разочаровываемся в людях. Мне самому стыдно, что из-за моей просьбы вам пришлось столько пережить. Вас ведь тоже мучили кошмары, верно? Могу порекомендовать вам одну микстуру. Заглянете попозже? Сейчас я спешу: моя жена сегодня возвращается домой и просила купить воска для свечей, а его не так-то просто найти…
— Донья Фернанда делает свечи? — удивился Джек. — Я думал, у вас давно уже газовые рожки.
— Так и есть, — подтвердил доктор. — Но свечи мне больше по душе. Вы знаете, трепещущие огоньки, запах воска, да и самая атмосфера — всё это успокаивает, позволяет собраться с мыслями. Я бы и вам посоветовал сегодня вечером посидеть при свечах, отдохнуть в некотором роде от переживаний… Что ж, до встречи!
— Предатель! — вынесла Бэрил гневный вердикт в спину Альмансы, исчезнувшую за углом. — Ещё вчера был на нашей стороне, обещал похлопотать, а теперь… Как знаешь, Джек, а я готова поручиться, что Диана не убивала дона Мигеля!
— Отчего же, — задумчиво отозвался тот, — по-моему, ты права. Она не похожа на человека, способного использовать легенду в преступных целях. Уж мне-то в этом отношении ты можешь поверить.
— Да, но одна уверенность мало что даст. Если бы только удалось переубедить Чинчилью!
Джек остановился возле двуколки, ожидавшей их в тени раскидистой пальмы.
— Тогда придётся вспомнить, что я почерпнул от мистера Холмса за время нашего недолгого знакомства.
— А ты не боишься? — Бэрил с беспокойством заглянула ему в глаза. — Всё-таки прошлое…
— Какое прошлое, звезда моя? — Джек был сама невинность. — Мистер Стэплтон для всех погребён в бездонной глубине Гримпенской трясины… или как там развесисто выразился доктор Ватсон? А если Джон Корнелиус решит оказать посильную помощь нашей доблестной, но не слишком толковой полиции, это его сугубо личное дело! Вот прямо по дороге и начнём. Растолкуй мне, что за мистика якобы творится в доме Риверы. А заодно — почему ты ко мне бросилась с таким видом, будто я призрак и вот-вот растворюсь в воздухе.
Колёса двуколки мерно стучали по мостовой. Джек слушал рассказ Бэрил с неожиданно посерьёзневшим лицом, не перебивая, и вправду чем-то неуловимо напоминал ей Шерлока Холмса.
— Значит, дон Мигель и Диана оба видели кошмары? — уточнил он, когда она умолкла. — А когда ты заночевала в их доме, тебе тут же приснилось моё октябрьское купание?
— Мне приснилось, что ты погиб, — поправила Бэрил с содроганием: воспоминание было слишком свежо.
— Но я-то жив, — напомнил Джек с лёгкой улыбкой, хотя в прищуренных глазах уже мелькал знакомый азарт учёного, столкнувшегося с загадкой. — Вообще, это становится интересным: каждый из вас троих в чём-то себя винил, обоснованно или нет — сейчас неважно… Хотя вру, из четверых: нельзя забывать и об экономке. Она ведь тоже что-то твердила насчёт невыносимых мук совести. Как по мне, слишком много совпадений.
— Но разве можно такое подстроить? Чувство вины не панический страх, его нельзя вызвать без причин!
— А причины не могут быть общими для всех вас, — вслух размышлял Джек. — Положим, дон Мигель имел основания осуждать себя за смерть Гильермо де Навасо, но тебе-то каяться не в чем, как раз наоборот. По правде говоря, родная, я до сих пор восхищаюсь твоей находчивостью. А экономка, если верить словам Дианы, даже мысли о своей неправоте не допускала… И всё же, я подозреваю, разгадка должна оказаться вполне материальной, как наша Мара. Так, погоди! Значит, Хасинта утверждала, что дом действует на жильцов через вещи, которые путешествуют из комнаты в комнату. Что там творилось с этими глиняными совами?
— Обычно в кабинете дона Мигеля стояла сова с жёлтыми глазами, а после его смерти вдруг появилась вторая — с зелёными, из библиотеки. Именно в ней Альманса сжёг обёртки от порошков.
— А когда убили Хасинту, та же сова умудрилась перелететь в спальню Дианы?
Бэрил кивнула, невольно ощутив пробежавший по спине холодок.
— Как по-твоему, — Джек натянул вожжи и огляделся, — найдётся кому впустить нас в дом Риверы? Мне уже не терпится познакомиться с полётом глиняных сов. Недаром же я натуралист, — и, не дожидаясь ответа, повернул направо.
***
На крыльце старого особняка новоявленных помощников полиции ожидал сюрприз. В дверях, опираясь на костыль, стояла высокая плотная женщина средних лет, в глухом сером платье, с выражением мрачной обречённости на скуластом лице, — домоправительница Энрикета собственной персоной.
— Возмутительно, — угрюмо констатировала она. — Стоило мне сломать ногу, как всё в доме пошло вкривь и вкось! Пускай хозяина не вернёшь, но кто дал этим пронырам право очернять мою хозяйку, сновать по комнатам, рыться в вещах своими грязными лапами?!
— А что, — сочувственно поинтересовался Джек, одарив её приветливым взглядом,— неужели полиция обыскала весь дом?
— Называйте как хотите, — отрезала Энрикета, — но ничего вынести за ворота я им не дала! Недосмотришь — обязательно что-нибудь стащат! Им только покажи бутылку, деньги да юбку…
— Вот спасибо! Понимаете, Бэрил в суматохе позабыла у вас браслет — может, вы его видели, с розовыми жемчужинами? Не хотелось бы, чтобы мой свадебный подарок осел в чьём-то бездонном кармане.
— Если вы оставили его здесь — он здесь, — с достоинством отчеканила домоправительница, пропуская гостей в холл.
Поднявшись наверх, Джек первым делом направился в супружескую спальню. Дверь была распахнута настежь, постель не убрана, пёстрая циновка у окна смята. Кругом царил беспорядок, недвусмысленно говоривший о борьбе. На ночном столике доньи Дианы, среди флаконов, гребней и прочих мелочей, нахохлив глазурованные перья, сидела глиняная сова; теперь её круглые зелёные глаза смотрели выжидающе и как будто даже саркастически.
— Так вот ты какая, неспящая совесть, — Джек поднял лампу и повертел в руках. — А что, вполне подходящее воплощение… Как только ты ухитрилась сюда прилететь? — Он запустил два пальца в отверстие на спине между крыльями и вытащил оплывший, почти плоский огарок свечи. — Странно, я думал, она масляная… И куда в таком случае делся пепел от бумажек, которые жёг в ней доктор Альманса?
— Вытряхнули, когда меняли свечку, — предположила Бэрил.
— Очень может быть… Вот видишь, мы с тобой при желании справляемся не хуже Холмса. Ясно, что из комнаты в комнату сова путешествовала не своим ходом. Остаётся выяснить, кто ей помог проделать этот путь и не попасться никому на глаза… Увы, любезная, — последние слова были адресованы появившейся в дверях Энрикете, — что-то мы ничего не можем найти. Посмотрим в спальне для гостей, не возражаете?
Комната, где провела предыдущую ночь Бэрил, не заинтересовала стражей порядка, и, что ещё важнее, до неё не добрался и строгий взгляд домоправительницы. Едва шагнув через порог, Джек замер, вскинул голову и совершенно по-собачьи принюхался.
— Здесь не слишком тщательно проветрили, — хмыкнул он. — Знакомое амбре, точь-в-точь как от нашей совушки.
— Похоже, весь дом им пропитался, — скривилась Бэрил. — Альманса уверял, будто это запах сгоревших порошков. Но не во все же лампы снотворное насыпали, в самом деле!
— Лампы?.. Так-так, — Джек присел на край кровати, — а ведь очень даже может быть… Ты погасила свет вчера перед сном?
— Нет, только прикрутила фитиль. На тот случай, если придётся встать к Диане.
— Выходит, прошлой ночью у вас обеих в спальнях что-то горело. У дона Мигеля в кабинете тоже была зажжена лампа — какая-то из двух сов, зелёная или жёлтая. Постой! — Джек вскочил и принялся мерить шагами комнату, словно не вполне поспевая за ходом собственных мыслей. — Когда дон Мигель впервые заговорил про Гильермо, в тот день из-за непогоды растопили камин, верно? И у Энрикеты в комнате наверняка горел свет, ведь приступ случился с ней вечером. Всё сходится, родная! Чем бы вас четверых ни отравили, эта дрянь действует, когда попадает в огонь.
— Всё равно в голове не укладывается, — в растерянности возразила Бэрил. — Да, есть яды, которые вызывают бред и кошмары, но желание себя убить или оклеветать…
— Не забывай, мы с тобой в Центральной Америке. Даже я толком не знаю, какие удивительные снадобья порой встречаются у колдунов нашей родины… Кстати, тоже неплохая идея: съезжу-ка в индейский посёлок и поговорю с местным знахарем — как бишь его? — Олопопо. Но сперва придётся разобраться с тайной совиных перелётов. В той спальне, как и в твоей комнате, дверь прямо напротив кровати, значит, любой, кто войдёт даже в темноте, рискует разбудить спящего. И через окно не влезть — подходящих деревьев не видно.
— А нет ли здесь потайного хода? — неожиданно осенило Бэрил. — Диана говорила, будто дом строил английский подрядчик почти сто лет назад. Может, он всё же предусмотрел какие-нибудь тайники?
— Ей-богу, ты умнейшая женщина во всех частях света! — Джек восхищённо присвистнул. — Что там с той стороны, библиотека? Отсюда и начнём, тем более там изначально обитала зелёная сова…
Бэрил плотно закрыла дверь, чтобы не связываться с бдительной Энрикетой, а её муж с видом заправского взломщика принялся ощупывать и простукивать стену. Минут через пять поиски увенчались успехом: полированная панель с лёгким скрежетом отъехала в сторону, открыв узкий проход между двумя массивными шкафами. Джек пригнул голову и проскользнул внутрь.
— Иногда я думаю, что Холмс не на пустом месте обвинил тебя в ограблении Фолкстон-корта, — не удержалась Бэрил.
— Клевета, — весело фыркнул Джек. — Просто я раздел хозяина до нитки в покер, а он не знал, как оправдаться перед женой… Подожди меня здесь: лучше не попадаться на глаза слугам.
Спустя примерно четверть часа из проёма снова показалась взъерошенная голова с разводами от пыли и торжествующей ухмылкой на лице.
— Это не планировка, дорогая, а утки на верёвочке у барона Мюнхгаузена! — взломщик-любитель ничтоже сумняшеся плюхнулся прямо поперёк кровати. — Через такие же панели можно без всяких дверей попасть в любую комнату, в том числе и в кабинет дона Мигеля. Теперь понятно: когда доктор Альманса остался один, он пробрался в библиотеку, забрал оттуда зелёную сову и поставил в кабинете. А жёлтую, надо полагать, унёс или спрятал.
— Доктор? — ошеломлённо ахнула Бэрил. — Ты хочешь сказать, это… его рук дело?
— Мне давно следовало бы догадаться. Уж очень подозрительно выглядел его благородный жест. Ведь, по сути, получается, что он до прибытия полиции похозяйничал на месте преступления и скрыл часть улик. О многом мы вовсе знаем только с его слов. Вдруг и предсмертной записки не было?
— Но зачем? — прервала Бэрил. — Какая у него причина желать зла дону Мигелю?
— Вероятно, разгадка связана с Гильермо де Навасо. Как-никак Альманса женился на сестре погибшего друга, в смерти которого давно винил Риверу. А тут ведь ещё и история с деньгами… Представь, каково было доктору продавать особняк дону Мигелю, более того, принимать от него помощь после всего, что между ними стояло?
— Он, верно, не в своём уме, — Бэрил содрогнулась. — Но как мы докажем его вину?
— Попробую исследовать свечку и копоть из твоей лампы, наверняка там остались следы. Но сначала в самом деле расспрошу знахаря. А ты сиди дома и никого без меня не принимай. Особенно Альмансу с его микстурами!
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Вторник, 17.06.2025, 11:13 | Сообщение # 5 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Проводив глазами всадника на кауром коне, растворившегося в полдневном мареве, Бэрил поднялась на террасу. Только теперь она вдруг ощутила навалившуюся на неё усталость, с которой не шла ни в какое сравнение приятная истома после верховой прогулки. Какой там обед — рухнуть на постель и спать, спать, пока Джек не вернётся…
На ходу развязывая ленты шляпки, она вошла в гостиную и невольно вздрогнула. В кресле у окна сидела стройная брюнетка, затянутая в лиловый шёлк, с тёмными пронзительными глазами на бледном лице.
— Донья Фернанда? — изумилась Бэрил. — Я думала, вы в Сан-Хосе.
— Я обменяла билет, — на губах сеньоры Альманса мелькнула невинная улыбка. — Муж прислал мне телеграмму ещё вчера, а сегодня полгорода судачит об аресте Дианы… Поверьте, донья Бэрил, я вам искренне сочувствую. Предательство лучшей подруги — такого и врагу не пожелаешь.
— Я всё же уверена, это недоразумение, — как можно спокойнее ответила Бэрил. Она и не ждала поддержки — супруга доктора наверняка разделяла его неприязнь к семье Ривера, — а главное, боялась неосторожным словом выдать свои подозрения. Оставалось надеяться, что гостья не задержится дольше, чем предусмотрено правилами приличия. — Я прикажу что-нибудь подать… Антонио!
— Скорее всего, он уже в подвале, — чуть покачала головой донья Фернанда. — Я попросила его принести с ледника охлаждённой дыни. Жара страшная, а холодные напитки муж мне строго-настрого запрещает… Кстати, где дон Хуан? Я думала, что застану вас обоих.
— Поехал по делам, — уклончиво улыбнулась Бэрил и села в другое кресло.
— О, эти англичане, — задумчиво промурлыкала гостья, — никогда не сидят сложа руки, до всего-то им дело есть. Однако у вас неважный вид, милочка. Кажется, Мариано был прав: недавние переживания вас утомили. Я и не собираюсь долго навязывать вам своё общество. Просто привезла кое-что для восстановления сил…
От недоброго предчувствия Бэрил снова вздрогнула и вдруг с тревогой заметила, что все окна в комнате закрыты, кроме стеклянной двери, через которую она вошла. Сейчас, в полуденную жару, духота быстро стала ощутимой.
Донья Фернанда тем временем поднялась и сняла с подоконника керосиновую лампу, до того скрытую за шторой.
— Зачем? Рано ещё… — Бэрил пыталась делать вид, будто это движение ничего не говорит ей, но мысли в голове уже закружились стайкой вспугнутых бабочек. Снова лампа, приторно-затхлая вонь и страшные яркие видения? Не мог же Альманса дознаться об их расследовании и прислать к ним жену, чтобы самому остаться вне подозрений!
— Я хорошо знаю таких, как ты, — донья Фернанда не торопясь поставила лампу на столик. — Ты можешь не подавать виду, но не пройдёшь мимо, если надо кого-то защитить. Наивная… Понятия не имею, чем тебе так дорога эта пустышка Диана, но ты ступила на опасную почву, милочка. Позволить тебе дойти до конца будет слишком глупо.
— Опомнись! — горячо зачастила Бэрил, стараясь скрыть охватившую её дрожь. — Я понимаю, ты тоже хочешь спасти своего мужа, как я подругу… Я даже согласна, что у него есть основания для мести, но неужели мы не найдём выхода, чтобы никто не пострадал? Убедим полицию, что это было самоубийство!
Она нисколько не лукавила. Судьба не так давно дала ей побывать на месте Фернанды. И, видит бог, Бэрил тогда изо всех сил старалась, чтобы преступный план, последствия которого она наконец осознала в полной мере, не ударил ни по сэру Генри, ни по самому Джеку. Вот только, как бы далеко ни заходили их авантюры, ей бы и в голову не пришло, скажем, приставить пистолет к виску Холмса или Ватсона…
— Пресвятая дева! — Фернанда негромко, уничтожающе засмеялась. — Какая же ты дура!.. Теперь тебя уж никак нельзя оставлять в живых, пока ты в самом деле не натравила на Мариано полицию. Месть, говоришь? Тут ты права, хотя и забыла об одном. Гильермо де Навасо был моим двоюродным братом, а дом, где поселился его убийца, моим родовым владением!
Её взгляд, тёмный и неподвижный, как у ядозуба, на несколько секунд встретился с испуганно распахнутыми серыми глазами Бэрил. В нём не было даже ненависти — только желание убрать с пути внезапно возникшую помеху. Пренебрежительно дёрнув плечом, Фернанда вынула из сумочки коробку шведских спичек и склонилась над лампой.
— И Хасинту тоже ты? Она-то тебе что сделала?
— А что мне оставалось? — Фернанда чиркнула спичкой, и под стеклянным колпаком заплясал жёлтый недобрый огонёк. — Мариано пришлось забрать лампу с собой и поставить взамен другую, из библиотеки, потому что свеча в ней сгорела не полностью и могла попасться на глаза полиции. А проклятая девчонка заметила подмену и сдуру проболталась ему. Я с самого начала рассчитывала довести Диану до того, чтобы она призналась в убийстве мужа, но пришлось поторопиться. Должен же кто-то был ответить и за смерть этой пронырливой мерзавки!
— Значит, — Бэрил понимала, что единственный выход — тянуть время, — ты хотела, чтобы дон Мигель и Диана сами себя наказали?
— И прежде всего Мигель, — Фернанда улыбалась, но теперь в её глазах, словно отражаясь, плясали такие же злые огоньки. — Убей я его хоть двадцать раз, это не принесло бы мне облегчения, а его бы не заставило осознать, что он сотворил. Нет, мне было нужно, чтобы он сам сделал свою жизнь невыносимой и захотел её оборвать. И, должна заметить, мои свечки неплохо справились. Я всего лишь подменила порошки на более сильнодействующие — на тот случай, если бы Мигель струсил и раздумал умирать.
— Не знаю, что там за отрава в твоих свечах, — предупредила Бэрил, пересиливая липкий страх, — но на меня она не подействует! Я уже однажды с ней справилась.
— О господи! — Фернанда обернулась к ней с видом гувернантки, отчаявшейся вдолбить воспитаннику очередной французский глагол. — Неужели ты думаешь, что я так и буду повторять один и тот же удачный ход? Нет, голубушка, для тебя я приготовила кое-что понадёжнее. Никаких мук совести. Будет просто больно и душно, но, к счастью, недолго — минут через пять не выдержит сердце. Как бабочка в морилке — думаю, твой муж-натуралист оценит такое совпадение.
Её рука снова нырнула в сумочку и извлекла наружу маленький пузырёк с притёртой пробкой.
— Я позову на помощь! — выпалила Бэрил.
— Не советую. Иначе первый, кто прибежит, разделит твою участь. Но не волнуйся, к возвращению дона Хуана в комнате будет безопасно. Уж не знаю, какие тайны до сих пор держат вас вместе, раз он гринго, а ты здешняя… но, уверена, среди них найдётся хотя бы одна, которая позволит отправить его на виселицу за твоё убийство.
Обманчиво неторопливым движением Фернанда поставила пузырёк на стол — а мгновение спустя по-змеиному резко подалась вперёд. Теперь её рука в лайковой перчатке сжимала стек для верховой езды с литой рукояткой. Удар пришёлся бы прямо в висок, но тут Бэрил краем глаза уловила какое-то движение. Чёрная тень молнией вывернулась из-под кушетки и сшибла убийцу с ног. Стек бессильно смахнул на пол пузырёк, который звякнул и покатился куда-то в угол. Над Фернандой, уперев ей лапы в грудь, всей своей двухсотфунтовой мастифьей тяжестью нависла Мара. Она не рычала и подавно не пыталась укусить, но в ответ на любое движение из-под её губ угрожающе блестели белые клыки, а в широкой груди что-то глухо рокотало, точно внутри пробуждающегося вулкана.
Когда через пять минут в комнату с двух сторон вбежали Джек (с револьвером, через террасу) и Антонио (с большим ножом для дыни, из коридора), злоумышленница лежала навзничь, почти не подавая признаков жизни. Заслышав шаги, она приподняла голову под очередное «г-р-р» Мары и устремила на обоих мужчин взгляд, который Джек в недавнем сне Бэрил обращал на Холмса из Гримпенской трясины.
***
В лодке пахло смолой, йодом, нагретым на солнце деревом. И ещё апельсином, который Бэрил начала было чистить и о котором совсем позабыла, призадумавшись и лаская бархатистую холку разомлевшей Мары. Подставив лицо тёплому бризу, она дышала полной грудью, с каждым вдохом словно стирая воспоминания о мерзком сладковатом запахе, расползавшемся из-под крыльев глиняной совы. Джек, в одной рубашке с закатанными рукавами, сидел напротив, щурясь от слепящих лучей и энергично налегая на вёсла. Час назад он вернулся из полицейского участка, куда его в очередной раз вызвали в качестве эксперта-естествоиспытателя, и предложил поделиться новостями в более приятной обстановке.
— Что же это всё-таки была за отрава? — обеспокоенно спросила Бэрил. — И откуда берётся чувство вины?
— Какая-то местная разновидность дурмана, — с готовностью отозвался Джек, оседлав любимого конька. — Я, может, тебе рассказывал: некоторые растительные яды вызывают угнетение духа и галлюцинации, а в таком состоянии нередко высвобождаются забытые, подавленные чувства и впечатления. По крайней мере, так утверждает профессор из школы фармацевтики Сан-Томас*, которому адвокат Дианы передал результаты моих исследований. Индейцы знают об этом зелье, но нечасто пользуются им: у них, как видно, не в ходу расправа чужими руками… А донья Фернанда благодаря мужу-доктору и увлечению всякими экстрактами каким-то образом набрела на него. Почти как я в своё время на заброшенный рудник, — подмигнул он.
— И как только она незаметно проникала в дом Риверы? — удивилась Бэрил. — И никто даже не догадывался, что по комнатам бродит кто-то посторонний?
— Не забывай, она там выросла. А в придачу, как выяснилось при обыске, сохранила полный комплект ключей. Да и в заросшем парке скрыться от любопытных глаз проще пустяка, тем более когда в доме не стало всевидящей Энрикеты.
— Уж не для того ли донья Фернанда с неё и начала?
— Не исключено, — согласился Джек. — Она ведь, считай, ставила на хозяевах опыты, как на кроликах. Сперва подсыпала порошок в камин, но вскоре топить перестали, когда погода исправилась, поэтому она подмешала его в бутыль с керосином, которым на ночь заправляли лампы. Кое-что из той бутыли, похоже, перепало и тебе… Однако дальше кошмаров дело не шло, и тогда донья Фернанда решила ускорить события. Заранее сделала несколько свечей, пропитав фитили дурманом — это уж я сам установил, — и поколдовала со снотворными порошками. Войдя в кабинет, дон Мигель не заметил спрятанную внутри лампы свечу, но действие её вскоре ощутил. И в таком состоянии, видимо, не придумал ничего лучше, чем добавить в коньяк немного снотворного, чтобы забыться наверняка. Только доза оказалась уже смертельной. Так что, какими бы словами ни прикрывалась достойная сеньора, это было обычное убийство.
— Если бы он не пытался убежать от своей совести, — вздохнула Бэрил, — возможно, и остался бы жив.
— Ну, тут ты немного передёргиваешь. Мы ведь до сих пор не знаем, что на самом деле произошло с Гильермо де Навасо, может, и вправду несчастный случай… Так, похоже, я отвлёкся. Убедившись, что дон Мигель потерял сознание, Фернанда перешла к следующему этапу своего плана: бросилась домой и выложила мужу якобы всю правду. По её словам выходило, что она всего лишь собиралась выжить супругов Ривера из фамильного гнезда, чтобы потом снова его выкупить, но немного перестаралась…
— Что-то мне это напоминает, — Бэрил многозначительно поглядела на мужа.
— А я что говорю? Плагиаторы! — Джек положил вёсла и скорчил укоризненную гримасу, хотя уголки его рта расплывались в улыбке. — Но Альманса поверил. Примчался со всех ног, опередив полицию, поставил на стол сову из библиотеки, а сову из кабинета забрал с собой. Не знаю, насторожило ли его, что бумажка от порошка всего одна, но, сдаётся мне, что-то он всё же заподозрил и именно поэтому уничтожил её, а нам сказал, что их было четыре. И план бы сработал, вот только, пока мы пили кофе, Хасинта обнаружила подмену совы и поделилась своими опасениями с доктором. Он, конечно, запаниковал, а донья Фернанда тут же предложила выход и ночью снова отправилась в своё родовое обиталище. Принесла в спальню Дианы зелёную сову, вызвала Хасинту и…
— Чем дальше, тем хуже, от преступления к преступлению, — Бэрил поёжилась и покрепче обняла мощную шею собаки. — А как ты догадался, что мне грозит опасность?
— Честно говоря, просто повезло. Я не успел даже толком отъехать от дома, как вдруг увидел в зарослях на берегу спрятанный шарабан. Я не большой знаток выездов, но на память пока не жалуюсь и живо вспомнил, что видел эту коляску и этих лошадей лишь накануне у дома Риверы. Правда, я тогда подумал, что Альманса сам пожаловал по наши души, и скорее повернул обратно. Но, конечно, не будь Мары… Никогда бы себе не простил, если бы опоздал!
— Да, если бы не Мара… — согласилась Бэрил. — Выходит, собака Баскервилей опять выступила в защиту справедливости?
— Ей это, по правде, удаётся лучше, чем мне. — Джек снова взялся за вёсла и, забирая левее, направил лодку к отлогому песчаному пляжу. — Что поделаешь, раз даже воспоминания о Девоншире на меня не подействовали — совести у твоего мужа как не было, так и нет!
________
* Бывший факультет расформированного в 1888 году католического университета Сан-Томас.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Суббота, 21.06.2025, 14:16 | Сообщение # 6 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ПОЧТИ ИДЕАЛЬНАЯ НАПРАСЛИНА
Корнуолл, ноябрь 1889 года
— Ну и монстр у вас, простите уж за прямоту, сэр. — Высокий худой человек за стойкой развернул регистрационную книгу. — Прямо один в один — баскервильский демон из газет…
Огромный нечистопородный мастиф, а точнее, мастифка, сидевшая на полу у ног хозяина, пропустила «монстра» мимо ушей. Такому крупному и чинному зверю не пристало изливать негодование, пусть и праведное, на мелкую сошку вроде мистера Феллоуза из гостиницы «Королевский маяк» на побережье Корнуолла, тем более что болтун даже не принадлежал к семейству Баскервилей. Правда, как уже выяснилось, имя носил вполне легендарное — Хьюго.
— А что, газеты не из пальца высосали этого пресловутого демона? — небрежно поинтересовался хозяин собаки — чисто выбритый джентльмен лет тридцати пяти, с тщательно приглаженными тёмными кудрями. За стёклами пенсне иронически блеснули светло-голубые глаза. — Я видел какую-то заметку, и мне она показалась больше похожей на рекламу нового романа с продолжением.
— Откуда мне знать, сэр? — развёл руками мистер Феллоуз. — Полиция всегда найдёт чем оправдаться, когда убийцу изловить не удалось. Утоп, говорят, в трясине, на глазах у всей сыскной команды, так и не вытащили.
— Зелен виноград, — многозначительно улыбнулся собеседник.
— Вот и я о чём, сэр… Ах да, как вас записать?
Приезжий назвался Джоном Корнелиусом и, получив ключ от тринадцатого номера («Вижу, сэр, вы не суеверны, а вид из окна там хороший, хотя какие сейчас виды, в такую-то погоду…»), вместе с собакой и саквояжем поднялся наверх.
***
Владелец лавки химических реактивов на Брук-стрит, где Джек Стэплтон покупал ингредиенты для светящейся краски, вряд ли узнал бы, что оказал своему клиенту в некотором роде прощальную услугу. Просто его фамилия первой пришла на память человеку, чьё собственное имя официально кануло вместе с ним в зловонную бездну Гримпенской трясины. Уж кто-кто, а настоящий мистер Корнелиус заслуживал искренней благодарности, порекомендовав для зелёного цвета соли бария, далеко не столь опасные, как всем известный фосфор. Под слоем грима не так-то легко распознать истинные приметы собаки, перешедшей на нелегальное положение вместе с хозяином. Во всяком случае, ни в одной газетной статье не упоминалось, что у чёрного как смоль родового проклятья Баскервилей на самом деле обе задние лапы в белых «носочках».
Собака прошествовала прямиком к камину и растянулась на коврике, выставив свою особую примету на всеобщее обозрение.
— Ну вот, Мара, осталось только дождаться подходящего судна. — Джек раздвинул шторы и облокотился на подоконник, разглядывая вдали обрывистый берег и неприветливое, свинцово-серое ноябрьское море. — Мир вообще-то не так уж тесен и, к счастью, богат бабочками…
Мара ответила коротким и словно бы укоризненным лаем.
— Боишься, моё увлечение выдаст меня с головой? — Собака утвердительно вильнула хвостом. — Ну, я, конечно, могу переключиться на что-нибудь вроде морских раковин или птичьих яиц, но как же тогда нас найдёт наша Бэрил?
Мара издала глухое скептическое ворчание.
— А я не сомневаюсь, что найдёт, — возразил Джек, пододвигая кресло поближе к камину. — Если уж я верю в тебя, то зачем и в любви сомневаться?..
***
Хьюго оказался младшим из братьев, совместно владевших «Королевским маяком». К обеду в общий зал спустился и старший, Джон Феллоуз, — пожелать новым постояльцам приятного аппетита. Он с неодобрением понаблюдал, как Мара деликатно принимает из хозяйских рук ломтики копчёного окорока (собака уже успела разделаться с миской похлёбки и теперь наслаждалась десертом). Однако, выяснив, что мистер Корнелиус не поморщившись вселился в тринадцатый номер, очевидно, и вправду не пользовавшийся спросом, заметно подобрел и распорядился принести якобы лучшего и явно недешёвого бренди. До запасов из бара сэра Генри содержимому бутылки было далековато, но для промозглого осеннего вечера оно вполне годилось.
— Тихо тут у вас, — заметил Джек, отставив стакан.
— И не говорите, сэр, одно слово — мёртвый сезон. Раньше Рождества наплыва и не жди. Спасибо ещё, что в этом году и углём заранее закупились, и бараниной, а то и не знаю, как дотянули бы до праздников. Откровенно говоря, случись сейчас нужда в деньгах, так хоть ложись и помирай на месте.
По-видимому, тяга к сильным выражениям немного скрашивала монотонную жизнь старшего Феллоуза, если с этим в одиночку не справлялась смазливая белокурая официантка, подававшая бренди. Хозяин определённо симпатизировал ей, судя по взглядам, которые бросал на неё, не смущаясь присутствием хлопотавшей у стойки жены. Миссис Хэтти Феллоуз (Джек успел уже узнать и её имя), в свою очередь, держалась с достоинством, коему позавидовала бы иная герцогиня: вероятно, давно пришла к выводу, что благоверного не переделаешь. Конечно, любовный треугольник — фигура весьма занятная, но самый роковой мужчина Гримпена и Кумб-Треси сейчас предпочёл бы отдохнуть от прикладной геометрии.
Допивая бренди, он и не заметил, как к столику приблизилась сама миссис Феллоуз. На первый взгляд она не показалась Джеку красавицей: уж слишком замкнутым было её лицо с высоким лбом и плотно сжатыми маленькими губами. Впрочем, подумал он, если к ней приглядеться, то, пожалуй, и позабудутся все фарфоровые блондиночки. Странно, что Джон Феллоуз об этом, похоже, не догадывался.
— Нам, к сожалению, нечего больше предложить вам на десерт, мистер Корнелиус. — Она без улыбки поставила перед гостем тарелку с парой красных яблок. Вообще-то Джек предпочитал привычные с детства бананы, но после первого же кусочка на него отчётливо пахнуло летом, цветущим садом и бабочками. Он даже пожалел, что не может, как мальчишка, впиться зубами в румяный бок и от души насладиться хрустом и брызгающим соком. Мелочи, делающие жизнь полной, становятся особенно яркими, когда вырвешься из цепкой хватки Гримпенской трясины.
— Благодарю, миссис Феллоуз. — Джек поднял глаза на хозяйку и не без удивления отметил, что уголки её рта чуть приподнялись. Ещё не в улыбке, но словно повеяло запахом улыбки.
…Общий зал в «Королевском маяке» фактически делился на столовую и гостиную, расположенные по разные стороны барной стойки. Обстановка гостиной состояла из полудюжины кресел вокруг большого камина, пары книжных полок и бильярдного стола, обтянутого потёртым зелёным сукном. Возле него маячил сухопарый, неприметной наружности субъект в горчичном костюме — видимо, дожидался партнёра. Джек не стал обманывать его ожиданий и, доев второе яблоко, направился прямо к столу.
— Зря вас так потянуло на эту кислятину, сэр, — без предисловий укорил незнакомец, протягивая кий, — сдерут ведь потом как за целое дерево. Здешнему хозяину только волю дай: отдавать не любит, а чужого ему, наоборот, всегда мало.
— А вы местный? — уточнил Джек, не глядя поймав брошенный ему мел.
— Угадали. Я Нэйлор, почтмейстер, так что всех в округе знаю как облупленных. А вы, значит, тот самый мистер Корнелиус из тринадцатого номера? Обрадую: смерть вам не грозит, если, конечно, не испугаетесь суммы в счёте.
— Зато, кажется, хозяева благодарны мне за здравый смысл, судя по угощению.
— Миссис Феллоуз нечасто снисходит до посетителей, — согласился Нэйлор. — Как она вам, кстати?
— Слишком сложная натура на общем фоне, — уклончиво отозвался Джек.
— Вот уж точно. — Почтмейстер снял деревянный треугольник, удерживавший шары. — Иначе просто ума не приложу, как можно при такой жене на других заглядываться!
— Да неужели? — удивился Джек. Вообще-то он тут же вспомнил масленые глазки старшего Феллоуза, но его насторожила общительность Нэйлора, как будто тот рассчитывал обрести в нём союзника. Что ж, при необходимости бывший Стэплтон из Меррипита умел слушать внимательно, даже когда ещё не знал, для чего услышанное может пригодиться.
— Не подумайте, будто я сплетник, мистер Корнелиус, — почтмейстер явно дожидался случая выговориться, — но дело точно пахнет грешком. Как-то с месяц назад я зашёл в ближайшую кузницу, а там под навесом стояла коляска, запряжённая серой в яблоках парой, и, чёрт возьми, такие красавцы не всякому лорду по карману! Даже если б я вовсе не смыслил в лошадях, и то бы их не забыл. А теперь представьте моё удивление, когда через несколько дней я вдруг увидел тот же самый экипаж на лесной опушке, неподалёку отсюда! А рядом — вот не сойти мне с места! — стоит Джон Феллоуз собственной персоной и любезничает с какой-то дамой, разодетой так, что глазам больно.
— Кто из нас без греха? — пожал плечами Джек. — Только много ли вам с того проку?
— Мне-то никакого. Просто жаль миссис Феллоуз, если такими темпами ей скоро придётся спасать заведение от полного краха.
— А мистер Хьюго?
— Этого в расчёт можно и не брать. Слабак, всегда поджимает хвост в беде.
— Поверьте, столь отдалённое будущее меня не интересует, — усмехнулся Джек. — Я тут в любом случае не задержусь.
***
Пока всё шло к тому, что ожиданиям мнимого мистера Корнелиуса предстояло вскоре оправдаться. Наутро после плотного завтрака Джек в сопровождении Мары отправился в порт и узнал, что именно сегодня там экстренно остановился почтовый пароход, идущий на Мальорку. Что ж, неплохой вариант: нет ничего проще, чем затеряться среди праздной публики, спасающейся от промозглой английской зимы под ласковым солнцем Средиземноморья. Денег, правда, оставалось не очень — впору приучить собаку таскать бриллианты у попутчиц.
Договориться с капитаном не составило труда. Выяснив, что отплытие назначено на десять вечера, и пообещав быть на борту минута в минуту, Джек вернулся в гостиницу, чтобы, не теряя времени, заранее уложить вещи и нанять двуколку. Погода портилась, и ему вовсе не улыбалось снова топать пешком через полгорода в сырой мгле.
Прежде чем защёлкнуть замок саквояжа, он напоследок окинул взглядом комнату и обнаружил, что Мара куда-то подевалась. Обычно за ней такого не водилось, и, не дождавшись ответа на свист и оклик, Джек отправился на поиски. Даже без солей бария встреча с собакой Баскервилей могла закончиться крупными неприятностями.
Он вышел из номера как раз вовремя, чтобы увидеть чёрный хвост, исчезнувший за открытой дверью в конце коридора. Там, помнится, должен был находиться кабинет старшего Феллоуза. Но вместо негодующего вопля оттуда донеслись ворчание и короткий горестный вой. Уже понимая, что ничего хорошего эти звуки не сулят, Джек на одном дыхании пересёк коридор, ворвался в комнату и замер.
Первым, что он увидел, была всё же Мара, застывшая у порога в скорбной позе с опущенной вислоухой головой. Потом вдруг потянуло чем-то знакомым, как будто яблоками. И только под конец в голове уложилось, что перед ним сидит, вернее, полулежит, упав грудью на рассыпанные по столу бумаги, мёртвый Джон Феллоуз.
Джек мигом нащупал жилку на шее: тело ещё не остыло, но пульс уже не ощущался. Не успел он даже подумать, чем может обернуться такая находка для обладателя его бурной биографии, как по коридору прокатился дикий, пронзительный визг. Кричала та самая вчерашняя официанточка, и Джек, обернувшись, заметил в её одежде следы недавнего и недвусмысленного беспорядка.
— Демон! — вопила девица, тыча пальцем в Мару. — Тот самый, из газет! Шесть пуль и трясина!
— Чёрт бы побрал свободу печати, — ругнулся Джек и, оставив покойника в покое, крепко тряхнул её за плечи: — Ну-ка, тихо! И живо за врачом — вдруг ещё не поздно!
В последние слова он уже практически не верил.
***
— Да, мэм, ваш муж действительно мёртв. — Краснощёкий приходский врач, похожий на Френкленда, вытер полотенцем руки. — Я предупреждал его, что алкоголь и сильные переживания могут довести до беды.
— У Джона уже было два приступа. — Хэтти Феллоуз, прямая и непроницаемая, словно статуя из резного дерева, едва размыкала губы. — Вряд ли есть причины для дознания.
— Господи, нам только этого не хватало… — Хьюго нервно расхаживал вдоль двери; его длинное бледное лицо пошло красными пятнами. — Вы ведь сказали, мистер Корнелиус, что ваша собака ни при чём?
— Наоборот, она и позвала меня на помощь, — в третий, кажется, раз повторил Джек. — Собаки обычно чувствуют, когда человеку рядом плохо.
— Вот и я что-то такое слышал, доктор. — Младший Феллоуз полез за портсигаром, но выронил его из дрожащих рук. — Никто ведь не поверит в болтовню девчонки, начитавшейся воскресных газет! Тем более, — добавил он, подбирая разбросанные бумаги, — нам с Хэтти не хотелось бы выносить это на всеобщее обозрение. Имя моего бедного брата…
— Да уж понимаю, — проворчал доктор. — Серьги из индийского жемчуга, номер в «Савойе», корсет за… — Он осёкся и деликатно кашлянул. — Если бы мне пришлось оплатить такую кипу счетов зараз, у меня бы, наверное, тоже сердце прихватило. Ну кто бы подумал! Самый рачительный хозяин в округе — и полгода жил в долг! Тут не без…
— Так, надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу деликатность? — бесцветным голосом проронила миссис Феллоуз, но просьба в её устах прозвучала почти как офицерский приказ.
— Безусловно, мэм. Повторный сердечный приступ, картина налицо. Всё будет сделано в лучшем виде.
Джек про себя лишь усмехнулся. Сам он не доверил бы местному эскулапу даже занозу из пальца вытащить. Едва ли такая умная женщина, как миссис Феллоуз, заблуждается на сей счёт: видимо, у неё свои причины не будить спящую собаку.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Суббота, 21.06.2025, 14:16 | Сообщение # 7 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Времени до десяти часов оставалось ещё достаточно, но Джек решил поужинать пораньше и съехать поскорее. Хотя напрямую не прозвучало ни единого намёка, на владельца огромной чёрной собаки начали поглядывать с опаской, а кое-кто и с откровенным подозрением. Единственное, что изменилось в его планах на вечер, — не улизнуть по-английски, а честно расплатиться, пусть в ущерб себе, зато из уважения к достоинству Хэтти Феллоуз. Эта женщина определённо нравилась ему всё больше.
Сейчас он невольно любовался её сдержанным и печальным обликом, наблюдая, как она молча наполняет бокал за бокалом. Чёрт побери, какой надо быть амёбой, чтобы променять её даже на красотку в дорогом экипаже?! Если бы он сам на другом конце земли не встретил Бэрил Гарсиа… Мысли принимали не слишком уместный оборот, но тут в них ворвался знакомый негодующий голос:
— Это я вру?! Да как у тебя язык повернулся, девчонка!
Обернувшись, Джек увидел за соседним столиком багрового от возмущения Нэйлора, а перед ним, уперев руки в боки, стояла всё та же белокурая официантка.
— Ещё как врёте! — отрезала она. — Думали, все вам поверят, будто мистер Джон хозяйку обобрал и приставов до смерти напугался? А я как на духу скажу: не было у него никаких содержанок, потому что… — Тут девица запнулась: то ли сама поняла, что сболтнула лишнего, то ли потому, что к столику уже спешил Хьюго Феллоуз.
— Закрой рот, Энид! — прикрикнул он. — Твоё дело — подавать пиво, а не обвинять клиентов. Марш на кухню!
Официантка крутанулась на каблучках и, высунув ему в спину язык, удалилась с победным видом.
— Ваш покойный брат её совсем распустил, — фыркнул Нэйлор. — Болтает чёрт-те что — ещё бы демона Баскервилей приплела!
— Да, никакого сладу с девчонкой, — согласился Хьюго, — но сейчас каждая пара рук на счету. А теперь и не знаю, как с долгами расплатиться. Впору продавать гостиницу!
— Вы же этого вроде и хотели, — заметил почтмейстер. — Понимаю, конечно, не такой ценой…
Дослушивать Джек не стал. Природная любознательность или почти собачий нюх на опасность, но что-то подсказало ему: сейчас важнее всего выяснить, что именно собиралась сказать «как на духу» распалившаяся девица. Жестом поманив лежавшую под столом мастифку, он незаметно проскользнул в кухню.
С порога его встретил новый одуряющий аромат: Энид снимала с противня румяные корнуэльские пирожки. Мара не выдержала и с просительным ворчанием шагнула вперёд. Официантка взвизгнула, закрываясь руками, и уронила пирожок, но плюхнуться на пол ему не довелось: блеснули два ряда белоснежных зубов, и кухня огласилась блаженным урчанием.
— Спокойно, мисс. — Джек любезно взял девицу под локоть и одновременно приложил палец к её губам. — Пара вопросов — и можете возвращаться к своим обязанностям.
— Я вас не очерняла, учтите, сэр! — Энид протестующе замотала льняными кудряшками. — Это всё мистер Нэйлор, старый греховодник. Отпустите, меня ждут! — Последние слова прозвучали скорее капризно, чем испуганно, а пухлый локоток не спешил высвободиться из хватки собеседника.
— Знаю, — хмыкнул Джек. Милый локоток, да и всё остальное наверняка тоже, но крепости со столь хлипкой защитой его не прельщали. — Я о другом. Почему вы так уверены, что у мистера Феллоуза не могло быть содержанки?
При желании голубые глаза, унаследованные от беспутного предка, умели смотреть оч-чень пристально и требовательно. Энид, во всяком случае, колебалась недолго.
— Да потому что я бы первая узнала! — выпалила она. — Мистер Джон со мной уж полгода… был! Деньгами, правда, не баловал, ну да у мужчин не там богатство. Так что не знаю, сэр, откуда взялись эти самые долги, но, если бы он другую вздумал в коляске катать, я бы этой фифе всю причёску повыдергала!
Джек пожал плечами. Нечто подобное он, пожалуй, и подозревал, если припомнить, как выглядела девчонка, когда подняла тревогу. Правда, в цельную картинку история, упорно не вылезавшая из головы, никак не складывалась. Дались же ему эти чёртовы Феллоузы!.. Вероятно, потому, что положение его было ещё далеко от полной безопасности. Если как минимум два человека в гостинице уже поминали при нём баскервильскую историю, нет гарантии, что к ним не присоединится кто-то третий. Одним словом, надо разбираться самому, пока сердечные приступы в окружении Мары не стали законом подлости.
Кстати, вот что ещё странно. Получается, Джон Феллоуз полгода копил неоплаченные счета где-нибудь в ящике стола, а потом посмотрел, сколько набежало, и не пережил итога? Как-то на него не похоже. Если держишь под рукой двухмесячный запас угля и баранины, а для утех — гордую жену и неприхотливую любовницу, запускать свои сердечные дела точно не станешь. А вот если долги свалятся как гром с ясного неба…
И тут Джек вспомнил, что насторожило его в кабинете покойника. Обычно неоплаченные счета не пахнут…
— Энид! Где у вас лежат яблоки?
— Вон та корзина в углу, — растерянно отозвалась служанка. — Вам в дорогу, что ли? Сейчас заверну…
Но Джек, пропустив мимо ушей щедрое предложение, уже скинул на пол плетёную крышку и нырнул в благоухающие недра корзины. Яблок осталось лишь на самом дне, но, порывшись под ними, рука извлекла зацепившийся за прутья обрывок бумаги. Поднеся улику к глазам, он без труда узнал водяной знак «Савойя» и понял, что не ошибся.
— Так… — он выпрямился, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Мистер Феллоуз вообще ел яблоки?
— Даже запаха не выносил, — охотно поведала Энид. — И не покупал никогда фруктов, эти-то хозяйке на Михайлов день прислали. Вот она и мистер Хьюго иногда возьмут яблочко-другое. Но больше гостям на стол.
Задачка сдвинулась с места. Да уж, лучшего тайника и не придумать бы, если б не яблочный дух, который, оказывается, не жаловал покойник. Прятать счета до поры до времени там, где никто не подумает их искать, а потом незаметно подсунуть Феллоузу — и готово. В изобретательности создатель плана не уступал Джеку Стэплтону… вот только внимание к деталям его подвело.
Что ж, осталось выяснить, откуда брались сами счета. Впрочем, Джек уже понял, к кому обратиться. Нэйлор явно знает больше, чем говорит, а пропустить такой поток корреспонденции на имя старшего Феллоуза (неприязни к которому не пожелал даже скрыть) он попросту не мог.
Свистнув Мару, снова подбиравшуюся к пирогам, он вернулся в общий зал и поискал глазами почтмейстера, но столик опустел. Джек огляделся по сторонам, однако не увидел ни миссис Феллоуз, ни Хьюго.
— Нэйлор? — бросил поверх пенящейся кружки какой-то постоялец. — Да он ушёл буквально пару минут назад. Может, ещё догоните — почта за углом и направо.
На ходу застёгивая плащ и ёжась на пронизывающем ветру, Джек отворил калитку, когда тревожный вой мастифки заставил его повернуть и броситься назад, за угол дома. Мара, почти невидимая в черноте неосвещённого заднего двора, металась вокруг колодца. Деревянная крышка оказалось откинутой, и, чиркнув спичкой, он уже знал, что увидит там внизу — горчичный пиджак Нэйлора.
И уже понял, что пароход на Мальорку нынче вечером уйдёт без него.
***
— Я прекрасно понимаю, мистер Корнелиус, — инспектор Маршалл щёлкнул крышкой часов и пригладил усы, — в том, что случилось в «Королевском маяке», вашей вины нет. Но я не могу положить конец слухам. Вашего пса видели на месте уже двух несчастных случаев за сутки. Прибавьте недавнюю газетную шумиху вокруг тех девонширских убийств с собакой… словом, на вашем месте я бы здесь не задерживался.
— А с Нэйлором точно произошёл несчастный случай? — задумчиво протянул Джек.
— Никаких сомнений, — пожал плечами страж порядка, почти копируя давешнего врача. — Двор был плохо освещён, колодец открыт — покойный хватил лишку, запнулся обо что-то, да и полетел вниз. А вода в колодце ледяная, ясное дело, сердце не выдержало…
— Опять сердце, — пробормотал Джек себе под нос. — А что вы думаете о счетах, которые кто-то прятал в корзине с фруктами?
— А где доказательства, что их не прятал сам Джон Феллоуз? — возразил Маршалл. — Заметал, что называется, проблемы под коврик. Вы поймите, здесь никому скандал не нужен. Вот вы уедете, а мистеру Хьюго придётся гостиницу продавать — кто её купит после дознания, не говоря уж о полицейском следствии?
Логика в словах инспектора, конечно, имелась. Но отделаться от мысли, что в «Королевском маяке» орудует какой-то злоумышленник и (наверняка сам того не ведая) ставит бывшего мистера Стэплтона в двусмысленное положение, не получалось.
…В холле гостиницы стояло напряжённое молчание. Хьюго, с головой зарывшись в регистрационные книги, даже не заметил вошедших. Придерживая Мару за ошейник, Джек поднялся по лестнице и вскоре остановился возле кабинета старшего Феллоуза. Замок легко поддался под лезвием складного ножа, и бесцеремонный постоялец тут же шмыгнул внутрь, притворив за собой дверь.
Охапка счетов, перетянутая тонким шнурком, по-прежнему лежала в верхнем ящике стола и источала уличающий аромат яблок. Джек развязал узел и быстро перебрал их. Радости жизни, за которые покойный не успел расплатиться, были в основном вещественного характера: украшения, одежда, безделушки, — да ещё несколько счетов из отелей, включая тот самый, надорванный.
«Если собрать всё это приданое, хватит на домик у моря», — мелькнула мысль. А в самом деле, куда подевалось «приданое»? Счета выписаны разными почерками и явно в разное время — значит, настоящие. А выбор покупок наводил на мысль, что совершала их женщина. Уж не сама ли Хэтти Феллоуз обеспечила себе новую жизнь — без неверного супруга и без деверя, мечтающего сбыть с рук семейное дело? Мысль, конечно, плохо вязалась с её строгой и печальной красотой, но чужая душа потёмки — а умная женщина сыграет любую роль…
Когда Джек сбежал вниз по лестнице, в холле не оказалось ни души. Вместо Хьюго Феллоуза на стойке сиротливо валялась раскрытая регистрационная книга. Мара заворчала и потянула хозяина за полу плаща: из дверей общего зала высунулась белокурая головка Энид.
— Уф, как ты вовремя, — Джек изобразил улыбку. — Не знаешь, где хозяева?
— Оба ушли, — сообщила официантка. — Миссис Феллоуз понесла провизию на маяк — она каждую неделю туда ходит.
— А мистер Хьюго?
— Отправился за ней. А в чём де…
Не успела она закончить, как входная дверь за человеком и собакой уже захлопнулась.
— Постойте, сэр! — Энид выскочила на крыльцо. — Поверните налево и прямо до берега, там не заблудитесь!
***
Ветер пригнал с моря угрюмые серые тучи, словно облепившие небо. Тропинка пошла вверх и вывела Джека с Марой на крутой скалистый обрыв, вид на который издалека открывался из окон несчастливого тринадцатого номера. Вблизи пейзаж оказался ещё менее приветливым, а руки моментально закоченели даже в кожаных перчатках. Собака жалась к ногам хозяина, крупно подрагивая шкурой.
Где-то впереди послышались голоса. Джек не разбирал слов, понятно было лишь, что один принадлежит мужчине, а другой — женщине. По-видимому, деверь и невестка собирались объясниться без свидетелей. Он прибавил шагу и вскоре различил впереди две фигуры. Женщина в чёрном пальто, с объёмистой корзиной на руке, шла вперёд, будто не замечая спутника, а тот торопливо, почти бегом, следовал за ней, норовя заглянуть в лицо. Ветер ненадолго стих, и Джек наконец смог расслышать слова.
— Я сказала, что не собираюсь говорить об этом, пока завещание не вступит в силу. — Хэтти обернулась на ходу. — Больше добавить нечего.
— Но подумай… — Хьюго запнулся, переводя дыхание, — разве тебе не тяжело оставаться здесь? В доме, где мы прожили столько лет в кухонном рабстве у проклятого сквалыги?!
— Джон был моим мужем, — отрезала она. — И хватит о нём. Подумай сам: мы не в том положении, чтобы начинать жизнь с чистого листа. Не забывай, нам остались в наследство прежде всего долги.
У Хьюго вырвался нервный, какой-то театральный смешок.
— Долги? — он резко остановился. — А знаешь, эти деньги вовсе не пропали безвозвратно! Они все здесь, в нашем доме, — он демонстративно описал рукой круг в воздухе. — Серьги, кольца, туфли… на чердаке, в ящике из-под гвоздей. Ждут только тебя! О размере не беспокойся, я знаю твоё тело едва ли не лучше, чем ты сама!
Хэтти ахнула и выпустила из рук корзинку, с дребезгом упавшую на камни. Сквозь прутья струёй потекла какая-то тёмная жидкость — должно быть, пиво из разбитой бутылки.
— Я давно мечтал осыпать тебя подарками с ног до головы. — Хьюго, будто не замечая её, распалялся всё больше. — Помнишь, как три месяца назад я просил тебя съездить со мной в Лондон, на встречу с поставщиком? Именно тогда я первый раз снял для нас с тобой номер в «Савойе»… но ты не поехала! К тому времени у меня набралось столько вещей, которые я не решался тебе преподнести, что страшно было и думать, как сказать брату: ведь счета приходили на его имя!
— Господи, — растерянно пробормотала она.
— И тогда я решил: пропади всё пропадом! – в голосе младшего Феллоуза послышался истерический надрыв. — Пусть Джон и платит за подарки для женщины, которой оказался недостоин! А если его от жадности хватит удар, тем лучше: я достаточно от него натерпелся за всю жизнь! Продать треклятую гостиницу, увезти тебя на край света, забыть о долгах… — Шагнув вперёд, он крепко стиснул оба её запястья. — Послушай, Хэтти, неужели ты сама не мечтала об этом? Только ты и я! Право, я сглупил, — прибавил он, криво улыбаясь, — надо было спрятать счета и списать всё на собачищу из тринадцатого номера! Зря, что ли, Энид болтала о девонширском демоне из газет?
Джек стиснул кулаки и тихо зарычал сквозь зубы. Этот сукин сын определённо нарывался.
— Ты не в своём уме, — пересиливая дрожь, заговорила Хэтти. — Ты ведь не мог и Нэйлора…
— Отчего же? Прекрасно смог. Он неплохо меня выручил, когда вовремя прятал счета и распускал сплетни о красотке на серой в яблоках паре, но после смерти Джона начал болтать лишнего. Если честно, недосуг было выяснять, что у него на уме и не собирается ли он поживиться за мой счёт… Э! Куда?!
— Отпусти! — рванулась она. — Я пойду в полицию!
— Не пойдёшь! — Хьюго, часто задышав, притянул её к себе. — Ради меня!
«Пора вмешаться», — сказал себе Джек. Но поднимать шум раньше времени не годилось: с этого ненормального станется сбросить женщину вниз. Он наклонился, легонько хлопнул Мару по крупу и скомандовал: «Взять!»
Собака молнией сорвалась с места, но дробный топот лап выдал её. Хьюго, с гримасой ужаса и безнадёжного отчаяния на лице, толкнул Хэтти в грудь и бросился бежать, не разбирая дороги. Она вскрикнула, как-то неловко взмахнула руками и исчезла за краем обрыва.
Джеку показалось, будто она падает медленно, как во сне. Он в три прыжка преодолел разделявшее их расстояние, растянулся ничком на камнях и свесился вниз. Навстречу ему распахнулись огромные, полные ужаса глаза: последним отчаянным усилием несчастная женщина уцепилась за куст, росший в трещине скальной стены.
В памяти мгновенно ожили ощущение бездны под ногами, липкие ледяные щупальца болота и другие глаза, обращённые из тумана к нему самому, — пронзительные серые глаза Шерлока Холмса, сощуренные от напряжения. Однажды поймавший протянутую руку уже не пройдёт мимо, не протянув её другому. Джек прополз немного вперёд и сомкнул пальцы на правом запястье Хэтти — жёсткая упругая ветка уже выскальзывала из её судорожной хватки.
— Вот так, — прохрипел он сквозь зубы и подался назад, — теперь левой… только не за шарф, а то задушите.
Позднее он удивлялся, как ему вообще пришло в голову шутить, когда, по-хорошему, было вовсе не до шуток. Насмерть перепуганная, почти ничего не видящая от страха женщина повисла на нём мёртвым грузом. Каменный край обрыва под животом предательски начал осыпаться, а ноги не находили опоры, словно на чём-то скользком. Неужели он плюхнулся в треклятую пивную лужу?! До чего же глупо будет сверзиться вниз, спасая жизнь незнакомой трактирщицы, причём из-за трактирного же пойла!..
Внезапно, прорвавшись сквозь биение пульсирующей крови в ушах, до Джека донёсся короткий истошный вопль, напомнив почему-то не о сбежавшем Феллоузе, а о мастифке.
— Мара, ко мне! — задыхаясь, почти по-собачьи прорычал он. — Тяни! Тяни меня!
Закоченевшую щиколотку обдало горячим дыханием, и что-то с силой поволокло его назад, обдирая живот о камни. Джек изо всех сил помогал свободной ногой, не разжимая пальцев, и вскоре голова Хэтти поднялась над кромкой обрыва. Он дёрнул в последний раз и опрокинулся на спину под её тяжестью.
Некоторое время тишину нарушало лишь сорванное дыхание трёх пересохших глоток. Наконец Джек с трудом сел, потирая ушибленный затылок. Голова шла кругом и горела, как в лихорадке. Хэтти сдавленно вздохнула, и слёзы сами побежали по её щекам, будто внутри что-то прорвалось. Дрожа всем телом, она уткнулась в его шарф и зарыдала.
Его руки уже были готовы сомкнуться поверх её плеч, но что-то удержало. Возможно, по-человечески проницательные глаза Мары, встретившиеся с его взглядом. Или промелькнувшее в памяти лицо Бэрил, которая, распластавшись на грязной траве, протягивала ему, уже простившемуся с жизнью, трость с медным наконечником. Он лишь провёл рукой по растрёпанной тёмной голове Хэтти и встал, помогая ей подняться.
— Надо посмотреть, — пробормотал он охрипшим голосом, — где там ваш родственничек.
Мара заскулила и потянула хозяина за полу растерзанного плаща. Шагах в десяти от них на тропинке валялась твидовая кепка. Преодолевая дурноту, Джек заглянул через край и увидел внизу изломанное тело Хьюго Феллоуза. Волны, мерно накатывая на берег, слизывали растекавшуюся из-под него кровавую лужу.
— Пойдёмте отсюда. — Он сглотнул и утёр пот со лба. — Здесь уже ничем не поможешь.
Мара подбежала и принялась ластиться к дрожащим ногам Хэтти. Та вздрогнула, испуганно прижавшись к плечу Джека.
— Не бойтесь, миссис Феллоуз, — улыбнулся он. — Это собака Баскервилей, настоящая. Газеты безбожно врут: на самом деле она всегда помогает женщинам в трудную минуту. Закон легенды.
Хэтти подняла на него мокрые глаза и улыбнулась в ответ. И странное дело: в холодном ноябрьском воздухе отчётливо пахнуло спелыми яблоками.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Воскресенье, 29.06.2025, 21:48 | Сообщение # 8 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ГОЛОС ЗЕРКАЛА
Коста-Рика, побережье Карибского моря, 189* год
Женщина, сидевшая у зарешёченного окна, даже не обернулась на лязг открывающейся двери. На бледном лице с глубокими тёмными, как смоляные ямы, глазами не дрогнул ни один мускул.
У человека, стоявшего на пороге тюремной камеры, глаза были совершенно другие — ясные, светло-голубые. Даже сейчас, когда их обладатель держался с нехарактерной для него серьёзностью, в них пряталась сочувственная улыбка. Казалось бы, Джону Корнелиусу, когда-то носившему имя Джека Стэплтона, не с чего так смотреть на Марию Фернанду Альмансу, несостоявшуюся убийцу его жены, но в его взгляде не сквозило и малейшей тени притворства.
— Вы, конечно, думаете, что я пришёл загнать ещё пару гвоздей в крышку вашего гроба, — доверительно сообщил он, пододвигая себе табурет. Умение держаться по-хозяйски в любой обстановке отличало Джека ещё в те времена, когда он планировал вселение в Баскервиль-холл. — Возможно, вы этого даже заслуживаете, но я в любом случае не собираюсь.
Донья Фернанда, молча поджав губы, смотрела в одну точку. Меньше всего ей хотелось воскрешать в памяти момент унизительного страха, когда её распластали по полу огромные лапищи корнелиусовской мастифки Мары.
— Не обольщайтесь, — продолжал Джек, — Бэрил я вам ни за что не прощу. Но, видите ли, есть вещи, на которые начинаешь смотреть по-другому, когда человек, всё ещё уверенный, что твоё место на виселице, протянет тебе руку в болоте. — Он посерьёзнел. — Пару недель назад мы с женой побывали в монастыре капуцинок в долине Эль-Хенераль. Вам что-нибудь говорит это название?
Дрожь короткой волной пробежала по губам и подбородку женщины.
— Она согласилась вам что-то рассказать?
— Всё, — кивнул Джек. — Сестра Урсула давно знала правду. — Он понизил голос и, наклонившись к самому лицу доньи Фернанды, тихо и отчётливо произнёс: — Теперь и я знаю, сеньора. Вы имели право мстить Мигелю Ривере.
— И как это поможет мне сейчас? — она горько улыбнулась. — Благодаря вам, дон Хуан, меня ждёт каторжный барак в Сан-Хуане. Впору посмеяться над совпадением.
— На вашем месте я бы повременил с подобными мыслями. — В голубых глазах вновь заблестели озорные искры. — Я намерен отложить ваше близкое знакомство с полосатой робой. Не скрою, не из банального человеколюбия: именно так вы мне поможете подобраться к одной, скажем, мистической загадке…
***
Неделей ранее…
— Давно вы к нам не заглядывали, комиссар Чинчилья. — Бэрил незаметно сделала знак Антонио, чтобы тот принёс третий прибор. — Сейчас муж сварит кофе… Прошу к столу.
Шеф полиции, подвижный толстячок с длинными нафабренными усами, и впрямь похожий на шиншиллу, с комфортом откинулся на спинку кресла в тени вьющихся роз, оплетавших перила веранды.
— Да, знаете ли, сеньора Корнелиус, я как раз надеялся побеседовать с вашим мужем. По правде говоря, без его помощи мы бы вряд ли разобрались в том неприятном деле с лампами сеньора Риверы… К тому же, — ироничная улыбка приподняла его роскошные усы, — новому доктору, увы, далеко до Альмансы, так что, думаю, будет более чем справедливо, если дон Хуан возьмёт на себя часть его трудов.
Бэрил украдкой улыбнулась. Да уж, если бы Джек и здесь замыслил провернуть какую-нибудь сомнительную авантюру (не дай бог, конечно), местная полиция нипочём бы его не вычислила.
— А вот и я! — в дверях, бережно держа поднос с дымящимся кофейником, появился сам хозяин дома. Лицо его разрумянилось от кухонного жара, колечки каштановых волос липли ко лбу. — Угощайтесь, сеньор Чинчилья. — Он выдвинул свободное кресло, предоставив супруге на правах хозяйки разливать по чашкам ароматный напиток, сдобренный корицей и звёздочками аниса. — Какими судьбами?
— Да вот, сеньор… изумительный у вас кофе, — блюститель порядка даже прикрыл глаза, смакуя первый глоток, но тут же снова оживился. — Вообще-то я собирался с вами посоветоваться, хм, как с естествоиспытателем. Вам известно что-нибудь о смерти дона Карлоса Вильяреаля из асьенды Лас-Сомбрас?
— Старого затворника, любителя антиквариата? — уточнил Джек. — Слышал краем уха. Но его родные тоже не слишком общительны.
— Мы выразили свои соболезнования дону Игнасио и донье Росарио, — вставила Бэрил, — на седьмой день в церкви. Но больше, к сожалению, ничего сказать не можем. Никто ведь, кажется, не знает даже, отчего он скончался.
— Так и есть, — признал Чинчилья. — Полиция не установила причину смерти. И вины доктора в этом нет. Он раньше не знал старика и не решился подписать бумаги, не посоветовавшись со мной. Дело в том, сеньор Корнелиус, — он понизил голос, в котором послышались виноватые нотки, — что нам вообще не отдали тело для экспертизы.
— Разве это возможно? — изумилась Бэрил. — Когда есть подозрения?
— Я и сам не ожидал такого отпора, — развёл руками комиссар. — Но, представьте себе, дон Игнасио собственной персоной встретил нас в воротах, размахивая какими-то бумагами. Старик, оказывается, завещал себя ни в коем случае не вскрывать, и тело без проволочек сразу же перенесли в фамильный склеп. Нет нужды говорить, что в асьенду моих людей попросту не впустили. А в ответ на все законные требования хозяин сразу же послал в город за нотариусом, семейным адвокатом и секретарём самого епископа. Сами понимаете, что я мог поделать против столь мощного натиска? Меня выпроводили за дверь, точно провинившегося пеона.
Чинчилья нахмурился, ковыряя вилкой ореховый пирог: воспоминание об оскорбительном приёме больно укололо его.
— Выходит, правду болтают, — глаза Джека загорелись любопытством, — будто в поместье Вильяреалей спрятаны несметные сокровища?
— Чего не знаю, того не знаю, но что дон Карлос на склоне лет выжил из ума — охотно верю, — пробурчал комиссар. — И уж если кому его затворничество было на руку, так в первую очередь сыну с невесткой. Говоря без обиняков, им в руки с неба упала коллекция стоимостью в целое состояние, а насколько честным путём — остаётся лишь гадать. Если бы всё зависело лично от меня, я бы приказал вышибить дверь и перетряхнуть асьенду сверху донизу. Но оспорить завещание можно только через суд, который съест уйму времени и денег, и ещё не факт, что удастся его выиграть.
Джек чуть-чуть, одними глазами, улыбнулся, глядя на сердито нахохлившегося коротышку Чинчилью, но через секунду его лицо приняло сочувственное выражение:
— А чем же я могу помочь?
— Откровенно говоря, сеньор Корнелиус, вы единственный, на кого я могу положиться. Вы человек науки и притом с кем угодно сумеете поладить. Когда бы вы нашли способ проникнуть в дом Вильяреалей и без лишнего шума выяснить, что же произошло со старым доном Карлосом, а в идеале — и раздобыть какие-нибудь доказательства, если дело и вправду нечисто… Словом, я был бы вам весьма обязан.
…Проводив взглядом двуколку, удалявшуюся по пыльной дороге в город, Джек повернулся к жене с улыбкой, полной весёлого недоумения:
— Нет, ты только подумай, любимая: столько лет ходить по краю, чтобы в итоге начальник полиции просил у меня помощи в расследовании убийства! Старею, наверное.
Бэрил негромко рассмеялась в ответ: открытое чистое лицо Джека никак не желало отражать тот факт, что его обладатель уже приближается к сорокалетнему рубежу. Разве что солнце высветит лукавые лучики в уголках глаз.
— И ты согласен?
— А почему бы нет? Я не раз говорил, что в жизни всё стоит попробовать. Даже сотрудничество с собратьями Скотланд-Ярда.
— Мы недавно уже помогли полиции. — Бэрил вдруг помрачнела и замерла у стола с пустым блюдцем в руке. — А теперь, после разговора с бывшей невестой Гильермо, я не знаю, что и думать.
— Ты ведь не жалеешь, что выручила Диану? — Джек мягко обнял её, подойдя так, чтобы её голова оказалась у него на плече.
— Нет, что ты, Диану я никому в обиду не дам, хотя теперь боюсь, что правда встанет между нами. — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Всё-таки дон Мигель поступил с братом доньи Фернанды… да что там, просто подло. Повернуться и уйти, оставив друга на краю пропасти, чтобы не видеть самого падения! Едва представлю это… особенно если ещё вспомнить, как ты тогда, в трясине… — В её голосе прорезались слёзы.
— К счастью, родная, с моими визави мне дьявольски повезло, — напомнил он, гладя её по пушистым тёмным волосам. — Хотя я запросто мог бы последовать примеру бедняги Гильермо. Пожалуй, если бы мы раньше узнали правду, с доктором Альмансой и его супругой вышел бы совсем другой разговор. Впрочем, — прибавил он с нажимом, — тому, кто поднимет на тебя руку, всё равно не поздоровится!
— Если бы мы узнали правду, до покушения на меня могло бы и не дойти, — возразила Бэрил. — А может, и служанка осталась бы жива. Вдруг бы нам удалось убедить их… ну, не знаю… всё бросить и исчезнуть?..
— Кажется, я слышу старую песню, — подмигнул Джек. — «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот!» Уж не надумала ли ты устроить донье Фернанде побег из-под стражи?
— Не так уж прямо, но, по крайней мере, замолвить за неё словечко перед Чинчильей. Скажем, в благодарность за твою помощь в новом расследовании. Жаль только, что это проще сказать, чем сделать! Даже проникнуть в дом Вильяреалей — всё равно что в хранилище банка или в городскую тюрьму.
— Причём внутри запросто может оказаться и то и другое. В любом случае кидаться в авантюру очертя голову — не лучший вариант. Сделаем так, — Джек, незаметно для себя всё больше увлекаясь, разжал объятия и прошёлся по веранде, — ты расспроси Диану о Вильяреалях, она наверняка найдёт чем поделиться. А я попробую взять в оборот доктора Альмансу. Больших надежд не питаю, но что-то подсказывает, что ключик из монастыря Эль-Хенераль к нему подойдёт.
***
— Роса Вильяреаль? — искренне удивилась донья Диана Ривера, вскинув светлые брови. — Эта злючка? Господи, зачем она тебе понадобилась?
Бэрил в глубине души порадовалась её многословному недоумению: закадычная подруга снова стала похожа на себя. Хотя гибель мужа и несправедливые обвинения всерьёз выбили Диану из колеи, но природная лёгкость характера всё же взяла своё. Не исключено, что помог и переезд: выставив злосчастную виллу на торги, молодая вдова поселилась в городе вместе с верной домоправительницей Энрикетой.
— Да вот не могу понять: они с мужем всех так сторонятся или только нас, потому что мы приезжие? — задумчиво протянула Бэрил. — Или дело вовсе в смерти старого дона Карлоса? Уж очень холодно они держались тогда в церкви.
— Не бери в голову, — заверила Диана, — Роса на всех смотрит как на грязное пятно. Она с детства такая. Помню, я пыталась с ней подружиться в школе и угостила лакрицей, а она при первом же случае донесла классной даме, что я ем на уроке. А дон Игнасио, по-моему, просто скряга, весь в отца. Словом, лучше им лишний раз не навязываться, пока сами не прицепились. Бодливой корове бог рог не даёт, как говорит Энрикета.
— Ну, тогда понятно, — улыбнулась Бэрил. — А то ведь поговаривают, что дон Игнасио прячет от любопытных глаз несметные богатства, которые его предки якобы копили не одну сотню лет.
— Вернее, его отец, — поправила Диана. — Покойный дон Карлос был большой знаток старины. Незадолго до смерти он перекупил у моего дяди Альваро на аукционе трюмо из чёрного дерева, заплатив чуть ли не двойную цену. Дядя очень переживал: ему говорили, будто бы зеркало это непростое и с ним даже связана какая-то легенда.
— Некоторые верят, что зеркала предсказывают будущее…
— Скорее наоборот. Вроде бы оно запоминало прошлое и отражало всякие ужасы из жизни прежних хозяев. Ходили ведь слухи, что один из них прямо перед зеркалом придушил собственную жену!
— Не хотела бы я держать в доме такую жуть, — поморщилась Бэрил.
— Да кто их поймёт, этих антикваров! — рассмеялась Диана. — Я, например, только теперь почувствовала, насколько легче живётся в современной обстановке. О, кстати! Прислали образцы обоев для гостиной — не взглянешь?
***
Доктор Альманса, только что меривший шагами веранду, замер и уставился на Джека:
— Я не ослышался, сеньор Корнелиус? Если я вас правильно понял, вы предлагаете мне и моей жене побег?
— Вы всё поняли правильно, — подтвердил Джек, облокотившись на перила. — Если начистоту, я до сих пор испытываю желание открутить донье Фернанде голову, но после того, что мне рассказала невеста несчастного Гильермо, рука не поднимается. Вам лучше не знать, что бы я сделал… скажем так, с субъектом, способным в такой ситуации повернуться спиной. Считайте это моим маленьким пунктиком.
Доктор подошёл к нему вплотную и заглянул в лицо, но в голубых глазах натуралиста не мелькнуло и тени притворства.
— Допустим, я вам верю. Но я не с луны свалился и понимаю, что добрые дела бесплатно не делаются. Иными словами, сеньор, я хочу знать, чего от меня ждут взамен и не поставит ли нас сделка в ещё худшее положение.
— Справедливости ради, — напомнил Джек, — в положении вашей супруги выбор невелик. Но успокойтесь: я не поклонник её любимой игры в кошки-мышки. Просто один знакомый, человек не из сентиментальных, убедил меня, что каждый заслуживает второго шанса… Ну, думаю, на этом можно закончить с лирическими отступлениями. Я знаю, где взять яхту, достаточно прочную, чтобы унести вас подальше от Коста-Рики, и, хм, добытую достаточно сомнительным способом, чтобы владелец не переживал из-за её пропажи. Вопрос лишь в том, как доставить донью Фернанду на борт этой яхты, предположим, из кареты, которая повезёт её в Сан-Хуан. Но взамен… — тут он выдержал паузу, — взамен я всё же потребую от вас одну услугу. Прежде чем отправляться навстречу новой жизни, вы забросите меня на асьенду покойного дона Карлоса Вильяреаля. У меня там есть кое-какие дела.
— Я слышал, его сын объявил полиции настоящую войну, — многозначительно заметил доктор. — Рассчитываете отсидеться под его кровом на случай подозрений?
— Можно и так сказать. Впрочем, не только. Охота проверить, видите ли, не сохранило ли каких-нибудь тайн прошлого их легендарное зеркало в чёрной раме… И, сами понимаете, чем более экстравагантным способом я нагряну к ним в гости, тем меньше шансов, что меня вытурят с порога, как заведено в их дружной семейке.
— Хотел бы я знать, как вы это проделаете, — с сомнением протянул Альманса, — чтоб вас не встретили ружейным залпом с причала. С Вильяреалей станется.
— Им и в голову не придёт, — Джек улыбнулся широко и почти триумфально. — Есть у меня одна идея. Я вообще-то не так уж плохо плаваю… если, конечно, вода не слишком грязная.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Воскресенье, 29.06.2025, 21:53 | Сообщение # 9 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
События того дня ещё долго передавались из уст в уста по всему побережью, обрастая немыслимыми и крайне противоречивыми подробностями. Началось с того, что на выезде из города дверца в дверцу столкнулись две закрытые кареты: полицейская, везущая осуждённую за убийство жену доктора Альмансы к месту заключения в каторжную тюрьму Сан-Хуан, и наёмная, вообще невесть откуда взявшаяся. Причиной столкновения послужила повозка, которая в самый неожиданный момент опрокинулась посреди улицы. На мостовую вывалились три ящика с бутылками, и возчик готов был костьми лечь, лишь бы защитить свой хрупкий и ценный товар в том числе и от стражей порядка. Последние же, само собой, ринулись расчищать дорогу, и карета с узницей осталась совершенно без присмотра буквально на считанные минуты. Но этого оказалось достаточно. Остановившись у ближайшей деревенской пулькерии, дабы утолить жажду (водой для арестованной и кое-чем более существенным для себя), незадачливые жандармы в буквальном смысле пережили кризис мировоззрения, когда из дверей кареты пушечным ядром вырвалась наружу чёрная, как адская смола, собака величиной с хорошего кугуара и исчезла в придорожных зарослях. Узница же точно сквозь землю провалилась, но, по словам одного из конвоиров, на шее клыкастой твари болтался обрывок лилового шёлка, аккурат в цвет платья, в котором донью Фернанду арестовали три месяца назад…
А незадолго до заката наёмная карета и повозка подкатили с разных сторон к укрытой скалами бухте. Кучер повозки скинул на пустые ящики пончо и сомбреро, встряхнул примятыми каштановыми кудрями и поволок к воде спрятанную среди камней индейскую пирогу. Мужчина с седыми висками и стройная бледная брюнетка, бросив карету, присоединились к нему, и пирога взяла курс на маленькую одномачтовую яхту, покачивавшуюся на волнах.
— Святая дева! — Альманса утёр пот со лба, последним взобравшись на палубу. — Наконец-то всё позади. Я каждую минуту ждал, что нас схватят за руку.
— Если не возьмёшь в руки себя, Мариано, могут ещё и схватить, — напомнила его супруга. — И мы не успеем оказать ответную услугу нашему спасителю. У нас было не так много времени на разговоры, сеньор Корнелиус, — поделитесь с нами: как вы собираетесь навязать своё общество Вильяреалям?
— Воззвать к их милосердию и состраданию, — Джек обернулся на пути к штурвалу и театрально вскинул подбородок. — Неужели добрые христиане не протянут руку несчастной жертве кораблекрушения? Не волнуйтесь, — прибавил он обычным голосом, — тонуть буду я один. Представьте себе: мирный натуралист исследовал… ну, допустим, пути миграции летучих рыб, когда на борт его яхты проникли вооружённые бандиты и под дулом пистолета сбросили беднягу в волны. Чем не завязка для романа?
— И я догадываюсь, кто выступит в роли бандитов. — Из кармана платья доньи Фернанды появился блестящий револьвер. — Версия правдоподобная… но вы уверены, что здесь есть кому увидеть наш спектакль, тем более в такой поздний час?
— Достаточно того, чтобы нас услышали, — заверил Джек. — Сами Вильяреали, скорее всего, сидят сейчас дома, пересчитывают неправедно нажитые богатства. А вот их конюх Лало, как мне удалось узнать, имеет привычку по вечерам любезничать на причале с горничной Белен. Думаю, на них мой вид произведёт желаемое впечатление. Может быть, даже неизгладимое.
Яхта обогнула скальный мыс и вышла в устье глубокого узкого залива. Отсюда до берега было не больше четверти мили. Сумерки, как всегда в тропиках, быстро переходили в ночь, и очертания белой крыши средь тёмной зелени уже утратили чёткость. А ниже по склону пейзаж совсем погрузился в тень, и два силуэта на причале угадывались лишь по движению.
— Ну вот, места заняты, можно начинать представление. — Джек распоряжался из-за штурвала, почти как капитан. — Сейчас я стану к вам спиной, а вы, доктор, пальните в воздух из револьвера. Это их привлечёт и напугает. Как только я обернусь, берите меня на мушку и тесните к корме. Главное — не церемоньтесь, с причала должны увидеть, если смогут, что я действительно вывалился за борт. А тогда уж вверимся Иемайе* и поплывём каждый своей дорогой.
— А кто переймёт руль? — с сомнением уточнил Альманса, взводя курок. — Мы же должны взять курс в открытое море.
— Ты, конечно, — невозмутимо объявила Фернанда и ловко выдернула оружие из руки супруга. Выстрел грянул над самым ухом Джека, заглушив мерный плеск волн; ветер тут же донёс с берега панический женский визг. Он обернулся, выпустив штурвал, и дуло револьвера самым бескомпромиссным образом ткнулось ему под подбородок.
— Умеете же удивить, — ухмыльнулся Джек, поймав себя на мысли, что не хотел бы по-настоящему очутиться у доньи Фернанды на мушке. Потом вспомнил о собственной роли и взахлёб завопил, не рассчитывая, правда, что двое на причале полностью разберут слова: — Что вы делаете? Уберите пистолет! Вы не имеете права, это даже не моя яхта… а-ай, не смейте!
Сказать по правде, он отчаянно боролся с подступающим смехом, не в последнюю очередь и потому, что оговорился, хотя пистолет от револьвера отличил бы и в полной темноте. Стальное дуло настойчиво подталкивало его в кадык, заставляя пятиться к борту. Доктор Альманса, перехватив освободившийся штурвал, разворачивал яхту в открытое море; причал с невольными свидетелями оказался теперь за кормой.
— Вы с ума сошли! — разорялся Джек, ощущая лопатками полированный край фальшборта. — Не надо… пожалуйста… отпустите… а-а-а!
Равновесие он всё-таки потерял раньше, чем прикидывал (когда пятишься, прикидывать всегда труднее), и кувыркнулся в пустоту вверх ногами. Перед глазами мелькнули губы на встревоженном лице доньи Фернанды, отчётливо сказавшие «ой!», затем собственные парусиновые туфли, и через секунду Джек неловко, боком, плюхнулся в тёмную и одуряюще тёплую воду, умудрившись ещё и хлебнуть изрядный глоток.
Он в два гребка вынырнул на поверхность, кашляя и отфыркиваясь. Глаза щипало от соли, но всё же он видел, как удаляется тёмная масса кормы; женское лицо над бортом уже пропало. Теперь супругам Альманса и вправду оставалось полагаться на милость Иемайи да на неповоротливость центральноамериканской Фемиды.
За себя Джек беспокоился куда меньше. В молодости (Бэрил не дала бы соврать) он с лёгкостью обставлял в заплыве более сильных сверстников, а вернувшись на родину, с охотой освежил подзабытые навыки. И уж отмахать четверть мили в ласковой солёной воде для него и сейчас было проще пустяка. Вдобавок он точно знал, куда держать курс. Над причалом вспыхнул и закачался яркий огонёк фонаря: как видно, христианские чувства оказались не чужды влюблённой парочке.
Первым делом Джек без колебаний пожертвовал туфлями, а избавившись от них, развернулся и вразмашку, по-индейски, поплыл на фонарь. Ещё одна глупость, отметил он про себя: стоило бы поберечь силы и предпочесть брасс. Но уж играть роль так играть: после четверти мили брассом никто не поверит, будто он только что отчаянно боролся за свою жизнь.
***
— Держитесь, сеньор! — долговязый нескладный парень с чёрными усишками свесился с причала, протягивая руку. Он был в одних подтяжках, и причина не замедлила выясниться, когда девчонка, в волнении топтавшаяся за его спиной, торопливо накинула Джеку на плечи короткую расшитую курточку.
— Мы всё слышали, — выдохнула она. — Боже милостивый, пираты, самые настоящие! Это в наши-то дни!
— Б-благодарю… — Джек убедительно икнул и поёжился, запахиваясь в куцую недоуниформу. Сказать по правде, сейчас он бы предпочёл махровую простыню и пару глотков кофе. Ветер, дувший с берега, резко усилился, что было на руку беглецам на яхте и гораздо меньше — пловцу в мокрой одежде.
Белен убежала вперёд, чтобы предупредить хозяев, а Лало, подставив Джеку плечо, повёл его по тропинке к дому (что было более чем благородно с его стороны, так как из-за разницы в росте на четыре дюйма он поневоле скрючился, как человечек из песенки). В сгустившейся темноте под ноги то и дело попадались камешки и корни, и Джек успел от души пожалеть, что расстался с обувью.
Когда он всё-таки споткнулся и выругался про себя, из зарослей акаций, точно по зову, выросла мутно-графитовая тень дома, подсвеченная изнутри сквозь плотные гардины на окнах и оттого совершенно призрачная. В этой расплывчатой тени внезапно прорезался чёткий прямоугольник жёлтого газового света, и на его фоне возникла женская фигура, в которой, в отличие от дома, ничего призрачного не было. Широкое платье с многоярусными оборками, претендовавшее на звание траурного, и твёрдая поступь скорее наводили на мысль о некоем своеобразном воплощении Каменного гостя. Она не выглядела ни полной, ни даже крупной, но одним своим присутствием неуловимо подавляла всё вокруг. Джек не сразу и узнал хозяйку асьенды Лас-Сомбрас — донью Росарио Вильяреаль.
— Прошу, входите, — произнесла она: голос у неё был низким и тоже давящим. — Мне толком не объяснили, что с вами стряслось, но, вижу, вы определённо нуждаетесь в помощи. — Карие, немного выпуклые глаза рассматривали незваного гостя пристально и придирчиво, будто пытаясь прочесть или хотя бы просчитать.
— Не поверите, сеньора, у меня прямо из-под меня украли мою собственную яхту, — с готовностью сообщил Джек и рассмеялся — негромко и смущённо, как и полагается человеку, стоящему на пороге незнакомого дома без обуви, в луже воды, стекающей с мокрой насквозь одежды, и от смеха противное чувство неловкости, которое пыталась навесить на него эта тяжёлая женщина, улетучилось быстрее циклопидеса.
Донья Росарио, возможно, тоже поняла, что пришелец не так-то прост, и взгляд её обрёл некое подобие непринуждённости.
— Доминика! — окликнула она куда-то в глубину коридора. — Подай сеньору туфли и приготовь ванну в гостевой комнате!
«Ну что ж, — довольно отметил про себя Джек, — по крайней мере, гостевая комната в этом доме существует. Остаётся надеяться, что, с тех пор как кто-то в последний раз погостил в ней, пыль успела заполнить её меньше чем наполовину».
Когда он вслед за хозяйкой поднялся на второй этаж, маленькая серьёзная горничная распахнула дверь в самом конце коридора и вихрем умчалась заканчивать приготовления. Комната выглядела довольно унылой, но, по крайней мере, не безнадёжно запущенной: пыль, во всяком случае, в глаза не бросалась. Неширокая кровать с пирамидой подушек, напротив — камин, украшенный лишь старомодной решёткой, обитые полосатым плюшем кресла и ковёр индейской работы на полу. Однако вниманием Джека прочно и практически сразу завладело нечто иное. В слабо освещённом углу возле двери ютилось потускневшее от времени чёрное трюмо на гнутых ножках. Зеркало в такой же чёрной, с остатками серебра, овальной раме поблёскивало серо и слепо, как лёд на поверхности болота под тусклым зимним небом. Казалось, будто в его толще даже движутся смутные тени, но были то отражения или разводы, оставленные временем на старинном стекле, Джек сказать не мог.
Донья Росарио перехватила взгляд гостя и настороженно поджала тонкие губы — слишком тонкие для таких крупных черт.
— Должна вас предупредить, сеньор Корнелиус: это зеркало — последнее приобретение моего несчастного свекра. Наша потеря не оставила нам времени заняться подобающей реставрацией, так что пока, прошу, лучше вовсе не прикасайтесь к нему.
— Будьте покойны, — Джек обезоруживающе улыбнулся и развёл руками. — Я же натуралист, а не археолог.
— Ужин в столовой на первом этаже, — продолжала хозяйка, всё ещё не торопясь оттаивать. — Да, и… вы не будете в претензии, если мы одолжим вам кое-что из вещей дона Карлоса? Гардероб моего мужа едва ли придётся вам впору…
…Вечерний костюм покойного дона сидел прилично, хотя попахивал нафталином и безнадёжно вышел из моды. Джек про себя порадовался, что, покидая Англию, раз и навсегда сбрил бачки: с ними он бы превратился в провинциального актёра, вышедшего на сцену в пьесе примерно той же давности, что и покрой сюртука. Что ж, у хорошей хозяйки в самом деле ничего не пропадает. Позабыв о недавнем обещании, он ещё раз окинул себя критическим взглядом в зеркале. В скудно освещённой комнате собственное лицо смотрело на него из глубины потускневшего стекла, точно сквозь ледяную корку. Но, во всяком случае, пока это был он сам, а не обещанные ужасы из жизни прежних владельцев раритета.
***
Гардероб дона Игнасио Вильяреаля действительно едва ли подошёл бы Джеку: природа наделила почтенного асьендадо приземистой, почти кубической фигурой, а шею, похоже, вообще забыла предусмотреть, отчего казалось, что галстук-бабочка упирается ему в подбородок, совсем как револьвер доньи Фернанды. История незваного гостя встретила у него живейший отклик.
— Ничего удивительного, — разглагольствовал он, бодро орудуя ножом и вилкой. — Нынешняя полиция совсем распустилась. Сначала лезут с подозрениями в приличные дома, потом упускают беглых заключённых, теперь вот проморгали пиратов у себя под носом! Что дальше, я спрашиваю? Зло начинается с малого, так и покойный отец говаривал, — заключил он и отправил в рот изрядный кусок тушёной свинины.
— Успокойся, дорогой, не поперхнись, — учительским тоном напомнила донья Росарио: материнский её голосовые связки, похоже, не вытягивали.
— И всё же я рад, что это неприятное приключение свело меня с такими приятными людьми, — непринуждённо улыбнулся Джек. — Мне и во сне не снилось, что я окажусь в одной комнате с раритетом, о котором ходят легенды по всему городу.
— По всей Центральной Америке, — наставительно поправил дон Игнасио. — Чёрное зеркало Монтальбанов попало в Новый Свет ещё во времена войн за испанское наследство. Объехало несколько колоний, видело, можно сказать, рассвет и закат новых республик. Вы знаете, что одним из последних его владельцев был свергнутый диктатор Сан-Педро?
— Надеюсь, зеркало не помнит его зверств, — небрежно заметил Джек, — если правду говорят, будто оно отражает прегрешения прежних обладателей?
— Только, пожалуйста, не начинай о Сан-Педро, — деликатно понизила голос хозяйка дома, — во всяком случае, не за столом.
— Я и не собирался, — недовольно надул губы её благоверный. — Легенда связана с более ранними событиями — насколько я помню, семидесятилетней давности… Сеньорита Инес Монтальбан с первого взгляда влюбилась в Матео де Сото, который якобы привиделся ей в фамильном зеркале, и ни за кого другого не пожелала выйти замуж. Но этот де Сото недавно вернулся с мексиканской войны за независимость и там, видно, повредился в уме. Ему везде начало мерещиться предательство, а партизаны во все времена с предателями не церемонились… Словом, через пару лет наш герой спятил окончательно, заподозрил жену в измене… ну, и задушил её голыми руками прямо перед зеркалом, — будничным тоном закончил он.
Джек про себя подумал, что сеньору Вильяреалю не мешало бы поучиться рассказывать легенды, но из вежливости промолчал. Пока всё совпадало с тем, что поведала ему Бэрил со слов доньи Дианы.
— Когда де Сото был повешен за убийство, его имущество продали с молотка, — словно спохватившись, продолжал дон Игнасио. — С тех пор зеркало раз десять переходило из рук в руки, и добрая половина владельцев клялась и божилась, будто бы рано или поздно в стекле проявлялся силуэт мужчины, сжимающего горло женщины. Менялись только причёски, — прибавил он с глуховатым смешком, — в зависимости от моды.
— Но самим хозяевам эти видения ничего такого не предвещали? — полюбопытствовал Джек.
— Как сказать, как сказать… От хорошей жизни антикварную мебель на торги не выставляют. Надеюсь, впрочем, что нас чаша сия минует, верно, дорогая?
…Вернувшись в спальню, Джек взял с камина подсвечник и, подойдя к зеркалу, с удвоенным любопытством принялся всматриваться в помутневшее стекло. Оттуда на него уставилось собственное отражение, слегка осовевшее после плавания, вина и сытного ужина. Но вскоре, к немалому его удивлению, разводы на поверхности начали обретать узнаваемую чёткость, и постепенно в центре стеклянного овала проступили, почти как в библейском сказании, крупные и неровные желтоватые буквы, сложившись в слова:
ДОН КАРЛОС
БЫЛ УБИТ
Сон слетел с Джека, будто стайка вспугнутых бабочек с куста. Он отпрянул, протёр глаза и дважды перечитал надпись. Почерк, конечно, выглядел чересчур коряво для сверхъестественного знамения, но смысл послания был предельно ясен. Уже не думая о недавнем обещании, он потянулся к знакам на стекле, но вдруг из коридора послышались шаги и тихий вскрик. Джек распахнул дверь и оказался лицом к лицу с маленькой горничной, нервно сжимавшей обеими руками поднос.
— Простите, сеньор, я не хотела вас напугать! — выдохнула она. — Мне просто померещилось… там, в другом конце коридора…
— Успокойтесь, я посмотрю. — Джек забрал с трюмо свечу и вышел из комнаты. Асьенда не зря носила имя Лас-Сомбрас**: с приходом ночи тени словно оживали в каждом уголке. Он дошёл до лестницы и едва успел ладонью прикрыть огонёк свечи от сквозняка. Зато причина тревоги горничной не замедлила выясниться: всё тот же сквозняк шевелил оторванный верхний угол гобелена, висевшего над лестничной площадкой. Голова вышитого святого в золотом ореоле то исчезала, то пропадала.
— Было из-за чего шум поднимать, — проворчал Джек, вернувшись в комнату. Бросил взгляд на зеркало и окончательно перестал что-либо понимать: надписи и след простыл!
— Послушайте, э-э… Доминика… вы ничего странного не видели в зеркале? — испытующе спросил он.
Девушка вспыхнула и растерянно замотала головой, пряча руки под передником:
— Нет, сеньор, я не смотрела в зеркало! Я всего лишь принесла лимонного соку с сахаром — хозяйка велела вам передать, чтобы вы не простудились, — и ничего такого нигде не заметила. Я и так напугалась этого, который в коридоре…
— Да нет там ничего в коридоре, — заверил Джек, решив пока не донимать бедняжку. — Гобелен над лестницей оторвался, всех дел на пять минут. Спасибо за заботу.
Доминика с явным облегчением шмыгнула за дверь. Повернув ключ в замке, Джек не спеша опустошил стакан — насыщенное кисло-сладкое питьё отдавало аптечной горчинкой — и вернулся к трюмо. Сон будто навалился с новой силой: перед слипающимися глазами расплывались разводы и огоньки, но теперь в них невозможно было распознать даже подобия букв. Наконец, махнув рукой на зеркало, он разделся, задул свечу и, едва коснувшись головой подушки, выпал из реальности.
_______
* Иемайя (Иеманжа) — богиня моря, культ которой пришёл в Латинскую Америку из Западной Африки.
** Тени (исп.)
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Воскресенье, 29.06.2025, 21:57 | Сообщение # 10 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Проснулся Джек поздно, с тяжёлой головой и странным ощущением, будто ему недостаёт чего-то привычного. Машинально опустив руку с кровати, он наконец понял, чего именно: мокрого носа изнывающей от нетерпения Мары, утренней пробежки по белому песку, грозно-шутливого ворчания в любимой игре «отними палку». Вспомнив, что мастифка осталась дома, он встал, распахнул окно — комната тут же наполнилась свежим солёным ветром — и, присев на подоконник, перебрал в памяти все вчерашние события. Странно, что сон сморил его так внезапно, стоило таинственному обвинению на зеркале исчезнуть. Сейчас же, при свете дня, от него не осталось и следа, а разводы выглядели скорее так, будто кто-то наспех протёр поверхность стекла влажной тряпкой.
— О надписи в легенде ни слова не говорилось, — рассуждал сам с собой Джек, — уж мне она точно не померещилась и не приснилась. Значит, кто-то её оставил. Интересно, кто же ты, мой пока неведомый союзник?
Риторические вопросы он тоже привык адресовать Маре, которая обычно отзывалась отрывистым басовитым лаем. Отражение в этом смысле ей в подмётки не годилось: оно лишь вопросительно подмигнуло из зеркала, повторяя его движения.
Внизу на террасе хлопотали служанки, накрывая завтрак на троих; хозяев не было видно. Для утренней вылазки уже поздно, а спускаться к столу ещё рановато. Джек прошёлся по комнате и заметил на каминной полке свой портсигар, который каким-то чудом не вывалился из его кармана во время вчерашнего падения с яхты, прямо как конфеты у кэрролловской Алисы. К счастью, вода не просочилась под тугую крышку. Спичечная коробка так и лежала на трюмо, где он оставил её накануне, зажигая свечу. Джек чиркнул спичкой, раскурил сигарету, по-прежнему не отводя взгляда от таинственного зеркала, будто втайне надеялся, что свет дня или огня вернёт на поверхность стекла разоблачительную надпись. Он уже готов был отвернуться, как вдруг перед самыми его глазами снова медленно начали проступать желтоватые буквы:
ТРАВИ
Сердце Джека забилось вдвое быстрее от любопытства и азарта — для суеверного страха места в нём уже не осталось, а мысли в голове запрыгали белыми кроликами, словно пытаясь дотянуться до чего-то неуловимо важного, но готового сложиться в чёткий ответ. Замирая от нетерпения, он принялся водить перед стеклом горящей сигаретой, но, казалось, прошёл целый час, прежде чем на зеркале проявилась вся надпись, сделанная тем же крупным, неровным почерком:
ДОНА КАРЛОСА ОТРАВИЛИ
РОЗОВЫМ ЦВЕТКОМ
ИЗ АРАНЖИРЕИ
На последнем слове Джека помимо воли разобрал смех, хотя, по-хорошему, от такого известия любому стало бы не до смеха. Но две ошибки в одном слове не оставляли никаких сомнений, что подсказка пришла откуда угодно, только не из эмпирей. Круг поисков сужался на глазах. Джек быстро накрыл надпись кружевной салфеткой со спинки кресла, запер комнату на замок и спустился на террасу, подчёркнуто беспечно дымя новой сигаретой. Во дворе его внимание сразу привлёк Лало, выходивший из конюшни с пустыми вёдрами.
— Как ваше здоровье, сеньор? — поинтересовался он, поклонившись в ответ на приветствие Джека. — Мы с Белен за вас совсем испереживались. Такое приключение — кто другой бы точно слёг!
— Да разве это приключение? — невинно удивился Джек. — Вот недавно в газетах писали…
— Может, и писали, — развёл руками паренёк, — только я, простите, газет не читаю. Мне учиться некогда было: нас у матушки десятеро. Насчёт учёности — это вы Доминику спросите. Её дед служил садовником у здешнего падре, там она всё и вызубрила: и азбуку, и молитвы, и все цветы, сколько их есть, наперечёт. Даже целые книжки читала и нам пересказывала. Одна страшно интересная, только я название запамятовал — заумное такое, про что-то багровое…
Джек даже не сообразил, что Лало имеет в виду «Этюд в багровых тонах» доктора Ватсона. Им завладела совершенно другая мысль: кажется, в деле появился свидетель понадёжнее якобы говорящего зеркала! Но теперь нельзя допустить, чтобы Доминика разделила печальную участь своего старого хозяина. Так что вызывать её на разговор придётся с оглядкой, чтобы обойтись без лишних подозрений. Но кое-что можно сделать уже сейчас и под самым безобидным предлогом…
На веранде, зевая и потягиваясь, показался дон Игнасио. Едва заслышав хозяйские шаги, Лало подхватил вёдра и ретировался — выполнять свои прямые обязанности.
— Поворачивайся, бездельник! — прикрикнул владелец асьенды и уже более благожелательным тоном обратился к гостю: — Доброе утро, сеньор Корнелиус! Как спалось?
— Превосходно, — отозвался Джек с жизнерадостной улыбкой, способной обаять даже девонширского каторжника. — Думаю вот, не будет ли дерзостью ещё ненадолго воспользоваться вашим гостеприимством. Я ведь натуралист и не прощу себе, что упустил случай заглянуть в вашу великолепную оранжерею…
— Хм… почему бы нет? Моя жена проводит вас после завтрака. Я во всех этих пестиках-тычинках мало что смыслю.
«Примечательное единодушие, — не удержался от ехидной мысли Джек. — Кажется, просвещение в Лас-Сомбрас — прерогатива женского пола».
***
Оранжерея не уступала зимнему саду в Баскервиль-холле — просторный восьмиугольный павильон под высоким куполом; снаружи солнце играло на стеклянных панелях, как в гранях невиданного бриллианта, а внутри царил влажный зелёный полумрак. Сквозь отверстие в центре крыши свет падал в небольшой круглый бассейн, дробясь и рассыпаясь по тёмной воде и лепесткам таинственно-голубых нимфей. В памяти Джека тут же ожили неисследованные уголки Девоншира с их бессолнечным небом и скромными белыми кувшинками на поверхности болот, и лишь усилием воли он напомнил себе, зачем вообще-то пришёл. Сейчас его задача — найти розовый цветок смерти, а нимфеи не были ни розовыми, ни тем более ядовитыми.
— Здесь у вас, похоже, все растения привозные? — поинтересовался он, опытным взглядом натуралиста опознав несколько приметных листьев и соцветий, словно сошедших с рисунков в определителе.
— Из Африки, — подтвердила донья Росарио. — Моя семья много лет занималась торговлей с африканскими колониями. Можно сказать, перед вами тоже фамильное достояние.
— Ну что ж, оно попало в достойные руки, — любезно заметил Джек. — Не каждый род может этим похвастаться… Боже мой, а вон там что за чудо?
Противоположный угол павильона украшала изящная живая арка в рост человека. Проволочный каркас обвивала сочно-зелёная лиана с плотными глянцевыми листьями. Среди них на тонких стебельках покачивались пять или шесть неожиданно крупных цветов: их узкие лепестки походили не то на языки костра, не то на кривые хищные когти, готовые сомкнуться вокруг добычи. Фантастическое сходство довершала расцветка — насыщенная лиловато-розовая с ярко-жёлтой каймой.
— Осторожно, — предупредила донья Росарио, — глориоза очень ядовита. Даже её сок разъедает кожу, а уж если попадёт в рот… Лучше к ней вовсе лишний раз не прикасаться.
— Как к вашему зеркалу? — тонко улыбнулся Джек.
— Надеюсь, оно не тревожило ваш сон, — ответила она вроде бы в тон ему, но в её голосе проскользнула какая-то беспокойная нотка.
Всё оставшееся время Джек старался не подавать виду, что на самом деле ему нужно только одно: остаться без свидетелей, привести в порядок мысли и найти способ известить комиссара Чинчилью. Проще всего, конечно, написать домой, якобы чтобы за ним прислали коляску. Но тогда придётся уезжать сегодня же, а он пока выведал ещё слишком мало. Вдруг подозрения Доминики не оправданы, и старого дона Карлоса прикончили чем-нибудь другим? Вдруг он вообще умер своей смертью, а супруги Вильяреаль неуклюже скрывают какую-то собственную тайну, которая не должна попасть в руки полиции? Не сидит же в тайной комнате за зеркалом беглый каторжник — то есть, с поправкой на местный колорит, диссидент из Сан-Педро!
Когда донья Росарио закрывала дверь оранжереи, Джеку почудилось какое-то движение среди акаций. Заверив хозяйку, что хочет ещё побродить по саду, он отстал, описал круг и снова вернулся к стеклянному павильону. В густой зелени послышался то ли свист, то ли писк — звук странный, но безошибочно знакомый любому собачнику, и из кустов высунулась угольно-чёрная, жарко дышащая брыластая морда.
— Силы небесные, как ты меня нашла? — Джек плюхнулся на колени и крепко обнял могучую бархатную шею Мары. — Да, я тоже соскучился, чёрт побери… Интересно, Бэрил уже знает или ищет тебя по всем углам?
Мастифка боднула его в плечо, словно приглашая обследовать её широкий ошейник. За ним и правда обнаружился сложенный в несколько раз листок бумаги:
«Хочу узнать побольше о последней воле д. К. Если ты что-то нашёл, напиши прямо здесь. Люблю тебя».
Джек улыбнулся: со времён Девоншира телеграфный стиль Бэрил заметно усовершенствовался. Он вытащил карандаш, прихваченный с чайного столика в оранжерее, быстро набросал на обратной стороне записки очертания хищного цветка и нацарапал внизу:
«Свидетель считает, д. К. убили глориозой. Уточни, как действует её яд. Красный справочник в кабинете на верхней полке. Ты чудо».
Труднее всего оказалось отправить Мару обратно к Бэрил: собака упорно не желала отпускать своего вновь обретённого Баскервиля. Только заслышав в отдалении шаги садовника, она притихла, попятилась обратно в заросли и, пружинным прыжком перемахнув через заднюю калитку, умчалась в гору по конной тропе.
***
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Джек ещё издали заметил, что дверь его комнаты приоткрыта: на тёмный паркет падал узкий луч света. Он заглянул в щель, и перед ним почти сразу мелькнули голубая юбка и завязки кружевного фартука Доминики. Стоя к нему спиной, маленькая горничная обычной белой тряпочкой сосредоточенно оттирала поверхность зеркала, ничуть не считаясь с тем, что оно якобы застало рождение десятка республик и убийство несчастной наследницы Монтальбанов. В другой руке она держала стакан с какой-то желтоватой жидкостью.
Джек шагнул через порог и осторожно притворил за собой дверь. Девушка обернулась на звук, вскрикнула и закрылась фартуком. Стакан опрокинулся на ковёр: в воздухе свежо пахнуло лимоном.
— Ну, ну, — произнёс Джек с тем бесцеремонным обаянием, которое почему-то действовало эффективнее, нежели просто утешительный тон, — я на вашей стороне. Да вы и сами знаете, иначе бы не оставляли мне подсказки свыше с помощью лимонного сока.
Она выпустила край фартука из рук и ошеломлённо уставилась на него:
— Как вы догадались?
— Когда заметил, что надписи на зеркале проявляются от огня. Оставалось только вспомнить, из чего мы в детстве делали невидимые чернила и что из этого списка могло появиться в моей комнате. У меня один вопрос: подмешать мне снотворное — это была ваша инициатива или доньи Росарио?
— Я боялась, что вы проснётесь, когда я ночью буду писать вторую надпись, и всё поймёте неправильно… — Доминика опустила глаза. — Это очень страшно, сеньор Корнелиус, так страшно, когда знаешь правду и некому открыться… А тут вдруг появились вы, прямо как в романе, и я сразу подумала, что не случайно.
— Вот и причина, почему сыщикам стоит иногда читать романы. — Джек повернул ключ в замке и жестом предложил ей сесть в кресло. — Ну что ж, сейчас самое время открыть правду нежданному герою. Отчего вы думаете, что дона Карлоса отравили глорио… розовым цветком?
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Всё началось ещё раньше. Тогда дон Карлос последний раз ездил на пароме в Пунтаренас* и вернулся с каким-то конвертом. Дона Игнасио и доньи Росарио не было дома; я встретила его и хотела, как обычно, помочь с переодеванием, но он ответил, что сам справится. «Мне надо кое о чём позаботиться, — объяснил он. — Ты девушка умная, вот и запомни: если со мной случится неладное, улучи минуту и скажи нотариусу наедине про моё чёрное зеркало». А в тот вечер, когда дон Карлос умер, у меня был выходной, и я возвращалась пешком из деревни, когда рядом со мной остановился наш фаэтон. «Запрыгивай на козлы! — крикнул мне Лало. — Надо спешить, старый хозяин совсем помирает!» Только к нашему приезду было уже поздно, доктор ничего не смог сделать. Я потом всю ночь глаз не сомкнула и тогда вспомнила легенду… Вы ведь слышали — будто наше зеркало ничего не забывает.
— Слышал, — подтвердил Джек. — Правда, не уверен, что до вашего вмешательства от него был бы прок.
— Утром я пошла в комнату дона Карлоса, чтобы посмотреть в зеркало — вдруг оно и правда что-нибудь подскажет, — но там уже была донья Росарио и один за другим вытряхивала ящики. Я не решилась её отвлекать, а уж тем более потом, когда ещё кое-что припомнила. За несколько дней до смерти дона Карлоса заболел наш садовник, и Лало вместо него помогал хозяйке пересаживать ту самую лиану с ярко-розовыми цветами. Он обжёг себе пальцы соком и потом рассказывал, какая она опасная и какие у неё корни — точь-в-точь обычные луковки. Вот так откусишь не глядя с хлебом… Я хотела расспросить Лало, что донья Росарио сделала с теми луковками, но побоялась: вдруг он тоже задумается и проболтается? Я-то привыкла держать язык за зубами, а он…
— А про зеркало вы кому-нибудь рассказывали?
— Честно говоря, даже не знала, поможет ли. Хозяев боялась, а остальные слуги, если что и подозревали, тоже помалкивали. Нотариус действительно приезжал, а следом и полицейские, но дон Игнасио никого не пускал в дом. Кроме падре, который служил заупокойную мессу, но он ведь человек строгий, в легенды не верит и прихожанам не велит…
______
* Крупный порт и курорт в Коста-Рике.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
| Лоттик | Дата: Воскресенье, 29.06.2025, 21:59 | Сообщение # 11 |
|
Модератор
Группа: Администраторы
Сообщений: 2795
Статус: Offline
| ***
Городской нотариус, тоже человек строгий и неподкупный, не выдал бы тайну вверенного ему завещания, вероятно, и под жертвенными ножами древних ацтеков. Но рвётся там, где тонко: благодаря всё той же Диане Бэрил выведала слабое место почтенного сеньора в лице его сестры доньи Кандиды — любопытной старой девы, способной просочиться в любую щёлку с неотвратимостью газообразной субстанции.
— Всё верно, милочка, дон Карлос говорил с моим братом о новом завещании, когда у него ещё не обострилась эта ужасная болезнь почек, — щебетала пожилая сеньора, попивая совершенно неудобоваримый кофе. — Наверняка она и свела его в могилу.
— В том и дело, что никто точно не знает, — Бэрил почувствовала, что разговор сворачивает в нужное русло. — Ведь говорят, он запретил выяснять причину своей смерти…
— Дон Карлос давно собирался отказаться от этой глупой затеи, с тех пор как доктор Альманса поставил ему диагноз, — насмешливо фыркнула донья Кандида. — Никто не прочистит вам голову лучше врача, который не стесняется в выражениях. Но мне кажется, главное в другом: он просто перестал доверять своим домашним. Может, конечно, я и драматизирую, как любит утверждать мой брат, но, когда в семье всё благополучно, её глава обычно не скрывает, что переписал завещание. И уж тем более, — она наставительно подняла кофейную ложечку, — не прячет его так, чтобы даже нотариус после смерти не мог найти.
В том, что нотариуса выпроводили из Лас-Сомбрас тем же манером, что и полицию, Бэрил не сомневалась. Как, впрочем, и в другом: если Джек всерьёз вознамерился что-то найти, будь то тропинка через Гримпенскую трясину или ключик к баскервильскому миллиону, он от своей идеи не отступится. А ей теперь предстояло ехать домой и выполнять свою часть задачи — собрать сведения о яде глориозы.
…В кабинете Джека ещё не выветрился запах кофе и клея; рама для бабочек, которую он подновлял позавчера вечером, стояла прислонённой к шкафу. Привстав на цыпочки, Бэрил сняла с верхней полки карманный справочник о ядовитых тропических растениях. Она села к столу (Мара незамедлительно привалилась к хозяйкиным ногам горячим плюшевым боком) и принялась листать страницы, пока взгляд не зацепился за знакомое изображение когтистого цветка, будто нарочно выдуманного природой в качестве вместилища для смертоносного зелья.
«Содержит алкалоид колхицин, — читала Бэрил, водя карандашом по строчкам. — Все части растения чрезвычайно ядовиты. Признаки отравления: тошнота, рвота, выпадение волос, диарея и обезвоживание. Смерть наступает от угнетения дыхания, сердечной или почечной недостаточности…»
Так, стоп. Дон Карлос уже страдал болезнью почек. Получается, родные могли отравить его ядом глориозы и попытаться убедить доктора, будто всему виной очередной приступ? А если вдобавок сохранилось старое завещание с отказом от вскрытия, то новое опасно для злоумышленников именно из-за отмены этого условия. Чего ещё нужно комиссару Чинчилье? Пусть примет эстафету у Джека и возьмёт дело в собственные руки! Мало ли какие опасности могут подстерегать даже натуралиста в доме, где под рукой растение, все части которого чрезвычайно ядовиты…
Бэрил заложила книгу карандашом, встала, проигнорировав протестующее ворчание собаки, и позвонила дворецкому.
— Лошадей уже распрягли, Антонио? Ладно, приготовьте крапчатую кобылу, я поеду в город верхом. Мара, за мной!
***
Некоторое время Джек молча сидел в кресле, собираясь с мыслями, потом вдруг резко вскочил на ноги:
— В любом случае, сеньорита, надо действовать. Отыскать то, что перед смертью спрятал в зеркале ваш хозяин. И будь я неладен, если не догадываюсь, что именно: своё новое завещание!
— Завещание? — переспросила Доминика. — Но откуда ему взяться? Я читала в романе, что нужен нотариус и целых два свидетеля. А нотариус, если бы знал о нём, давно бы рассказал полиции.
— Я, кажется, понял, — Джек поскрёб подбородок. — Дон Карлос всё устроил на пароме. Вы же упоминали, что он привёз с собой конверт. Капитан судна имеет право заверить завещание, а в свидетели позвать хотя бы матросов. И уж, верно, его условия бы не устроили нынешних наследников… Так что выбора у них не было: раз они не нашли завещания, оно не должно достаться никому!
— Но хозяева наверняка перерыли трюмо сверху донизу, — с сомнением протянула девушка. — Или вы думаете, придётся разбить раму?
— Как раз этого я не думаю, — уверенно возразил Джек. — Тайник, по идее, должен быть таким, чтобы его было трудно найти, но легко открыть без посторонней помощи. Слышал я об одном старинном приёме, называется «секрет в секрете». — И, театрально раскланявшись, осведомился: — Не будете ли вы так любезны одолжить джентльмену-грабителю шпильку из ваших прекрасных волос?
Доминика насмешливо покачала головой, но шпильку протянула. Зажав её в зубах, Джек поочерёдно выдвинул три ящика и в нижнем нащупал потайную пружину. Дно со щелчком поехало в сторону, открыв неглубокий пустой отсек.
— Такие штуки обычно находятся по чистой случайности, — прокомментировал он сквозь шпильку. — А вот об этом уже надо знать заранее…
Он провёл пальцем по стенкам потайного отделения, довольно хмыкнул и осторожно вставил конец шпильки в едва заметное отверстие. Снова раздался щелчок, и невидимая пружина вытолкнула вверх боковую планку. Оба затаили дыхание, когда Джек вытянул из-за неё сложенный в несколько раз листок. Развернул его и присвистнул: послание состояло всего из одной строчки.
— «Моя последняя воля и завещание находятся…» Что?! — он запнулся, чуть не выронив бумажку. — «…Внутри чайного столика в оранжерее». Да-а, чёр… вот это я понимаю — шутки старых дядюшек!
— Получается, мы опоздали? — растерянно переспросила Доминика. — Донья Росарио каждый день туда заходит — она давно могла найти и сжечь документ.
— Если бы документ сгорел, ваши хозяева бы благополучно помирились с полицией, — рассудил Джек. — Да и нотариусу бы все двери распахнули — какие, мол, от вас секреты? Нет, сдаётся мне, они и представить не могли, что завещание припрятано у них под самым носом. Что поделаешь, придётся ждать сиесты…
…Обед прошёл подозрительно мирно. Возможно, не в последнюю очередь благодаря тому, что Джек перед трапезой сообщил, будто написал домой и попросил жену прислать за ним экипаж. На самом деле в записку, которую часом раньше увёз Лало, была вложена вторая, для комиссара Чинчильи, со всеми догадками, выводами и подробными показаниями Доминики — благо неграмотный конюх всё равно ни слова бы прочесть не смог.
Солнце стояло в зените и безжалостно слепило глаза, ломаясь о грани стеклянной крыши, когда Джек небрежной походкой приблизился ко входу в оранжерею и как бы невзначай потянул за ручку двери. Она поддалась без единого скрипа; после невозможно яркого полдня под куполом казалось почти темно, как в облачных лесах Монтеверде*. Джек склонился над столиком, добросовестно простукал гладкую чеканную крышку, но безуспешно. Пробормотав: «Лиха беда начало», он присел на корточки и принялся за изящные гнутые ножки. Очевидно, они были полыми, поскольку каждая оканчивалась пробковой заглушкой, выкрашенной в цвет металла. Одна из них выделялась слегка потёртыми краями; Джек принялся раскачивать её пальцами, как открывают бутылку шампанского, и в конце концов она, чпокнув, выскочила ему в ладонь. Сердце возбуждённо подпрыгнуло: из отверстия торчал край свёрнутого в трубку листа плотной бумаги!
Джек медленно и осторожно, двумя пальцами, вытянул бумажную трубочку и расправил прямо на полу. Верхние строки уже не оставляли сомнений: улика найдена! Заглянув в конец документа, он поздравил себя ещё с одним триумфом дедукции: рядом с именем дона Карлоса Вильяреаля стояла ещё одна подпись — капитана парома «Гваделупе».
— А всё-таки зеркало не врало, — не без гордости заключил он, убирая находку во внутренний карман, — хоть и заставило потрудиться…
Он не договорил: за его спиной кто-то выжидательно и насмешливо постучал по полу носком туфли.
— Я-то думала, сеньор Корнелиус, — с язвительным упрёком изрекла стоявшая на пороге донья Росарио, — вы обычный негодяй, который просто любит уединяться с чужими горничными. А вы, оказывается, скорее охотник до чужих тайн.
— Я бы с радостью отдал вам свою находку, сеньора, — парировал Джек, поднимаясь с пола, — если б не опасался за её сохранность. — Здравый смысл подсказывал: врать и отпираться бесполезно, да и попросту глупо. Но, может, получится подёргать злоумышленницу за ниточки? — Не поспоришь, ловко вы меня подкараулили. Вам бы бабочек ловить в сельве.
— Вы неплохо маскировались для ищейки, — донья Росарио притворила за собой дверь, — но не для гостя. Это Белен нажаловалась, что вы заперлись в спальне с Доминикой, уж не иначе чтобы опозорить честную девушку. Вот так мне удалось подслушать конец вашего разговора. Я и сама дождаться не могла, когда вы прекратите притворяться и возьмётесь за дело.
— Ну, если уж меня раскрыли, — Джек примирительно поднял руки, — то притворяться и вправду бесполезно. Давайте начистоту, сеньора: услуга за услугу. Я молчу о том, что нашёл здесь, — он постучал по крышке столика, — а вы не мешаете мне спокойно вернуться домой. Документ, так и быть, сгорит, но — не взыщите уж — в моём собственном камине.
— Только не пытайтесь меня убедить, что потом не потребуете денег, — прошипела донья Росарио сквозь стиснутые зубы. — Все гринго одним миром мазаны! Бумагу на стол, живо! Иначе… — Из складок её пышного траурного платья вынырнул увесистый блестящий револьвер.
Несмотря на эффектное появление опасной игрушки и грозную решимость в выпуклых глазах, Джек чутьём стрелка распознал, что с оружием она управляется далеко не так ловко, как с ядовитыми клубнями. Не раздумывая, он оттолкнул ногой столик, опрокинув его со страшным грохотом на плиточный пол, и, воспользовавшись моментом, перехватил и без зазрения совести выкрутил правую руку ошарашенной противницы. Револьвер грохнул; пуля цокнула об пол и улетела куда-то в заросли.
— Начо! — пронзительно выкрикнула донья Росарио.
Джек успел понять, что она зовёт мужа и что он сам во время борьбы оказался спиной к двери, но опоздал буквально на считанные секунды. Что-то тяжёлое с силой обрушилось ему на затылок, колени подломились, в глазах потемнело, и он растянулся во весь рост у порога.
…Очнулся он оттого, что со всех сторон откуда-то появилась вода — тёплая, стоячая. Когда он инстинктивно вдохнул, она хлынула ему в рот и ноздри, наполнив их затхлым травянистым вкусом. Из памяти мгновенно и зримо выплыла та кошмарная октябрьская ночь, когда его заживо поглощала бездонная и безразличная Гримпенская трясина. Джек вскинулся, закашлялся, увидел перед собой расплывающиеся солнечные пятна меж листьями кувшинок и понял, что лежит лицом в бассейне с голубыми нимфеями. Отяжелевшая голова шла кругом и гудела, как осиное гнездо.
— Болван! — приглушённо, как сквозь вату, прозвучал откуда-то сверху резкий голос доньи Росарио. — Он вот-вот оклемается, а ты его ещё не обыскал!
— Думаешь, легко было его тащить? — огрызнулся дон Игнасио. — Я не железный, дорогуша! Хочешь — сама хватай чёртова гринго за горло и топи, твоя же идея!
— Конечно, моя! — взвилась супруга. — Потому что ты бы изрешетил его пулями, а потом не знал бы, как оправдаться перед полицией! А я тебе говорю: если он сейчас захлебнётся, просто сбросим его ночью в море и прикажем слугам молчать, что он вообще здесь появлялся. Упал вчера со своей яхты, а мы ни при чём!
— А письмо? — всполошился дон Игнасио. — Которое увёз конюх? Как ты собираешься втирать очки жене Корнелиуса — и её туда же, в море?
— Надо будет — и ты там окажешься, — безжалостно отрезала донья Росарио. — Слона нужно есть по кускам. Держи его на мушке, только не вздумай стрелять, иначе я тебя выгораживать не стану… А-а! Матерь божья!
Джек с усилием повернул голову, и перед ним во всей красе развернулось, возможно, одно из самых грозных и эпических зрелищ в его жизни — как невиданно огромная, чёрная как смоль собака величиной с молодого кугуара одним прыжком очутилась в центре оранжереи и сбила с ног донью Росарио, которая только и успела, что заорать, и шлёпнулась в воду, давя нимфеи. Плеск от её падения слился с новым выстрелом и жалобным звоном разбитого стекла. Отшвырнув бесполезный револьвер и не замечая несвязных воплей брыкающейся и барахтающейся жены, дон Игнасио закрыл руками голову и перепуганным кроликом вылетел в дверь.
— Убери её! — отплёвываясь, визжала донья Росарио. — Трус! Слизняк! Ненавижу!
— Мара не… не тронет, если я не велю, — Джек с трудом поднялся на непослушные ноги. — Только, ради бога, не орите… и без вас голова вот-вот лопнет.
— А я, может, и велю, — щёлкнул, как хлыстом, новый голос. В дверях оранжереи стояла раскрасневшаяся Бэрил: гневно сверкающие глаза и отстёгнутый поводок в руке довершали образ несколько осовремененной, но беспощадной богини возмездия. — Вам лучше не знать, что я думаю о тех, кто пытается утопить моего мужа.
***
— Как же ты успела ко мне так быстро? — спросил Джек. Он полулежал на диване в уютной коралловой гостиной, откинув забинтованную голову на подушки и лениво почёсывая плюшевое ухо растянувшейся на ковре Мары. Рядом с ним сидела Бэрил, а в кресле напротив расположился комиссар Чинчилья. Несмотря на то, что следствию предстояло проделать ещё немало работы, он уже чувствовал себя победителем, и его шиншилловые усы горделиво торчали кверху двумя вымпелами.
— Наоборот, могла бы и раньше, — покачала головой Бэрил, — если бы поехала сразу из дома. Я ведь была в комиссариате, когда слуга привёз твою записку.
— И тотчас же ваша очаровательная супруга превратилась в настоящую валькирию и потребовала, чтобы я бросал всё и спешил с ней в Лас-Сомбрас, — подхватил Чинчилья. — И вот, представляете, я вскакиваю в седло, и мы мчимся напрямик по горной дороге, как два спятивших мустангера, а впереди несётся ваша собака, будто почуяв, что вам там туго приходится!
— Представляю, — отозвался Джек, с трудом сдерживая смех, и то потому, что ушибленный затылок ещё болел. — Надеюсь, доктор сумеет обнаружить яд без моей помощи: мне ещё рано возвращаться в строй.
— Вы и так сделали больше, чем я даже мог предположить, — возразил комиссар. — Завещание, конечно, слегка подмокло, однако заверено по всей форме, и у Вильяреалей были действительно веские причины от него избавиться! Старик не только отменил прежний запрет насчёт медицинской экспертизы, но и отписал всю коллекцию древностей благотворительному обществу в Пунтаренасе. Так что безбедное будущее нашей парочки оказалось под вопросом, если не сказать — на кону.
— Охота за богатым наследством никому не приносила добра, — многозначительно вздохнула Бэрил.
— Кстати, ещё об одной преступной парочке, — оживился Чинчилья. — Доктор Альманса со своей жёнушкой-отравительницей, похоже, всё-таки умудрились сбежать за границу. Послушайте, сеньор Корнелиус, вы же навещали донью Фернанду в тюрьме — случайно ни о чём таком не проболтались? Вдруг они как раз и прятались на том паруснике, с которого вы проникли в дом Вильяреалей?
Супруги обменялись невинно-недоумёнными взглядами, а Мара зевнула, во всю ширь распахнув малиновую пасть.
— Боже упаси, комиссар, — ответила за обоих Бэрил. — Я бы, может, и простила мужу такой неуместный приступ человеколюбия. Но Мара хозяину — никогда!
— Может, зеркало подскажет, — рассеянно прибавил Джек. — Пока его не передали благотворительному обществу в Пунтаренасе. Я бы на месте дона Карлоса вообще завещал его полиции — если, конечно, реставрация не угробит его сверхъестественные свойства…
_________
* Горный район в центре Коста-Рики, в наши дни — заповедник.
Спой, псинка... Спой, рыбка... Да, Ватсон, вы не слышали, как выпь кричит?
____________
Очередное заседание Девонширского клуба самодеятельной песни состоится на островке посреди Гримпенской трясины.
|
| |
| |
|
 |  |
